О чём не говорят чему не учат в школе Домашняя страничка Лео Шарка http://leosharq.ru/ Lasto Blogging Engine ru Leo Sharq leosharq@mail.ru leosharq@mail.ru О чём не говорят чему не учат в школе Домашняя страничка Лео Шарка http://leosharq.ru/i/leshablog.png http://leosharq.ru/ Эриграфы два http://leosharq.ru/post_1275902853.html <p><a name=раз target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">1)</a></p><br> <p>– Хочу со-творить небольшую статью о <a href="http://leosharq.ru/post_1275903331.html" target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">Ликовых Числах</a>. Идет «со скрипом». <br> – Ликовые Числа? Что это?.. Хотя постой, дай угадаю!<br> – М-м?<br> – Один!?<br> – Да!?.<br> – Ноль!?<br> – Да!!?<br> – Восемь!?<br> – Ва-а!!! Откуда знаешь!?<br> – Ну-у, я же жена Лео Шарка.</p><br> <p><b><i>Из разговора с Эм-Эм (Музой Моей)</i></b></p> <p><b><i> </i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p><a name=два target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">2)</a></p><br> <p>Есть в мире также и такая граница, за которой ничего больше нет, нет мира, и мир ограничен этой границей и, следовательно, имеет определенную форму. Дело науки – найти и определить точно эту форму мира. Наконец, только диалектика и может разрешить все эти неразрешимые для натуралистической мысли проблемы границы.</p><br> <p><b><i>А.Ф.Лосев, «Античный космос и современная наука», цит. по «Бытие. Имя. Космос», М.: «Мысль», 1993, с. 280</i></b></p><br> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p><a name=три target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">3)</a></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><b><span style="COLOR: black">ТЕОРИЯ ИДЕАЛЬНЫХ ЧИСЕЛ</span></b><span style="COLOR: black"> </span></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><span style="COLOR: black">а) Теперь перейдем к указаниям Аристотеля относительно </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">идеальных</span></i><span style="COLOR: black"> чисел Платона. Прежде всего, Аристотель указывает на самый факт платоновской теории идеальных чисел. Платон &quot;утверждает, что указанные [чувственные вещи] и их причины суть числа, но, по его мнению; истинными причинами являются </span> <i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">умные</span></i><span style="COLOR: black"> числа; эти же числа суть чувственно воспринимаемые&quot;. &quot;Одни, [Платон], говорят, что числа существуют в обоих смыслах, а именно, что одно [число], содержащее в себе моменты &quot;раньше&quot; и &quot;позже&quot;, есть идея, [идеальное число], а другое, математическое [число] – помимо идей и чувственности, причем то и другое – отдельно от чувственного&quot;. &quot;Первый, утверждавший, что и виды существуют, и что виды суть числа, и что существуют математические предметы, с полным правом разделил [виды и математические предметы]&quot;. &quot;В глазах утверждающего идеи [числа] доставляют некоторую причину для существующего, поскольку каждое из чисел есть некая идея, а идея есть для прочего причина бытия в том или ином, стало быть, смысле&quot;. &quot;Итак, эти [философы] допускают ошибку, сливая описанным образом математические предметы с идеями. Те же, которые впервые создали два числа, одно – относящееся к видам и другое – математическое, никак не сказали и, пожалуй, не могли бы сказать, как и откуда должно возникнуть математическое [число]&quot;. К Платону же относятся и различные мелкие упоминания, вроде: &quot;Те, кто утверждают идеи, называют идеи числами&quot; или: &quot;Некто другой [полагает], что первое число есть один из видов&quot; и др. Идеальное число Платона есть &#949;&#943;&#948;&#951;&#964;&#953;&#954;&#972;&#962; &#940;&#961;&#953;&#952;&#956;&#972;&#962;, &quot;видовое число&quot;, или &quot;число, [находящееся] в видах&quot;, &#959;&#943; &#941;&#957; &#964;&#959;&#970;&#962; &#949;&#912;&#948;&#949;&#963;&#953;&#957; &#940;&#961;&#953;&#952;&#956;&#959;&#943;, &quot;число, относящееся к видам&quot;, &#940;&#961;&#953;&#952;&#956;&#972;&#962; &#964;&#974;&#957; &#949;&#943;&#948;&#974;&#957;, &quot;умное&quot;, &quot;первое&quot; число. Платон, по Аристотелю, следовательно, просто учил, что идеи суть числа. Сам собою возникающий вопрос о том, какое же существует более точное отношение между идеями как таковыми и числами как таковыми, никак не освещен Аристотелем, хотя и странно было бы, если бы Платон совсем его не коснулся. Бониц приводит мнение Феофраста, из которого до некоторой степени можно судить об этом отношении, но и это свидетельство – чересчур общее: &quot;Платон в [своем] возведении [сущего] к принципам касался, по-видимому, [сначала] инобытия, вознося его к идеям, эти же [последние] – к числам и от них – к принципам&quot;. Другими словами, по Феофрасту, у Платона существовала такая иерархия взаимозависящих планов бытия: </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">инобытие</span></i><span style="COLOR: black"> [</span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">вещи</span></i><span style="COLOR: black">], </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">идеи, числа, принципы;</span></i><span style="COLOR: black"> это значит, что числа у него первоначальнее идей, будучи средними между идеями и принципами. Нет нужды сомневаться в правильности сообщения Феофраста, потому что и раньше мы имели некоторый случай убедиться в склонности Платона к подобному разрешению вопроса. Но назвать это разрешение точным и окончательным, конечно, никак невозможно. </span></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><span style="COLOR: black">Зато ярко, сравнительно, подчеркивается своеобразие таких идеальных чисел. Уже было указано, что сущностью идеального числа, по Платону, если верить Аристотелю, является его полная несчислимость, его не сводимая ни на какое пустое количество идеальная качественность. &quot;У тех, кто говорит, что первый принцип есть Единое и это есть субстанция, производя первое число из Единого и материи и говоря, что это – субстанция, – как может быть правильным утверждаемое? Как надо мыслить </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">единой</span></i><span style="COLOR: black"> двойку и каждое из отдельных сложных, [т.е., по-видимому, всех, кроме единицы], чисел?&quot; Этот текст показывает, что каждое идеальное число у Платона есть </span> <i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">абсолютная индивидуальность,</span></i><span style="COLOR: black"> несчислимая с другой. &quot;Они создают, с одной стороны, единицу и первое &quot;одно&quot;, с другой же стороны, второе и третье уже не [создают], а [создают] первую Двоицу, но вторую и третью уже нет&quot;. Стало быть, нельзя, по Платону, сказать, что единица – &quot;первое&quot; число, двойка – &quot;второе&quot; число, тройка – &quot;третье&quot; и т.д. Их можно так квалифицировать, но нельзя видеть в этом их спецификум. Для двойки вовсе не характерно, что она есть нечто второе после единицы. Все числа – абсолютно несчислимы и суть абсолютные индивидуальности, не сравнимые ни в чем с другими индивидуальностями. &quot;И мы вообще предполагаем, что одно да одно, равны ли они или не равны, составляют два, как, например, благо и зло, человек и лошадь. Говорящие же таким образом не утверждают [этого] о [своих] единицах&quot;. И непосредственно далее: &quot;Удивительно, если число тройки-в-себе не больше числа двойки. Если же оно больше, ясно, что [в нем] должно содержаться и [число], равное двойке, так что последнее безразлично [в отношении к] двойке-в-себе. Но этого не может быть, если есть какое-то первое и второе число. И идеи не могут быть числами. Это самое, именно, правильно говорят те, которые требуют, чтобы единицы были разные, если только должны быть идеи... Ведь вид – [всегда только] один, [единственный]. Если же единицы безразличны, то и двойки и тройки будут безразличны. Поэтому им необходимо [было бы] говорить также и то, что счет происходит так – [именно], один, два [и т.д.] – </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">без прибавления [единицы] к наличному</span></i><span style="COLOR: black"> [</span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">числу</span></i><span style="COLOR: black">]&quot;. Почему и как Аристотель не понимает идеальных чисел Платона, об этом необходимо говорить в специальном исследовании. Но интересно это заострение понятия идеального числа: оно получается не из сосчитывания и, в частности, не из прибавления единицы к предыдущему числу. Продолжая мысль Платона, необходимо сказать, что идеальные числа </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">не больше и не меньше друг друга.</span></i><span style="COLOR: black"> Они все одинаково равны. &quot;Числа, [находящиеся] в видах, не суть причины для гармонических соотношений и [прочих] подобных [явлений], потому что они, [числа, даже] будучи равными, </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt"> отличаются друг от друга по виду</span></i><span style="COLOR: black"> (раз [отличаются] и единицы)&quot;. Это отличие по &quot;эйдосу&quot; чисел, которые все равны друг другу, и есть подлинное различие чисел. Разница между идеальными числами есть разница не </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">числовая,</span></i><span style="COLOR: black"> но </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">эйдетическая,</span></i><span style="COLOR: black"> как и самая структура каждого такого числа – </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">эйдетическая.</span></i><span style="COLOR: black"> Так, от общей характеристики идеального числа мы подходим к учению об их эйдетической структуре и классификации. Дает ли что-нибудь Аристотель на эту тему? </span></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><span style="COLOR: black">b) Прежде всего, мы находим у Аристотеля учение Платона о </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">принципах</span></i><span style="COLOR: black"> идеального числа, т.е. о том, что создает самую их структуру. Так как соответствующие тексты тщательно подобраны и классифицированы в книге L.Robin, то мне остается только привести результаты этого исследования. </span></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><span style="COLOR: black">Во-первых, мы имеем ряд текстов, где Платон прямо назван и где принципами выставляются </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Единое и Двоица Большого-и-Малого.</span></i><span style="COLOR: black"> Это – наиболее бесспорные тексты. Сюда относится, например, следующее. По Платону, &quot;принципы в качестве материи суть Большое-и-Малое, в качестве же субстанции – Единое, так как из того [первого] по участию в Едином виды суть числа&quot;. &quot;А что вместо беспредельного как единого он поставил Двоицу, а беспредельное [выводил] из Большого-и-Малого, это [его] особенность&quot;. &quot;Из сказанного очевидно, что он [Платон, 988а 7] пользовался только двумя причинами: причиной &quot;что&quot; [,вещи,] и причиной, соответствующей материи. Ибо виды для всего остального суть причины [этого] &quot;что&quot;, а для видов – Единое. А что касается материи, то это есть тот субстрат, по которому называются виды в чувственном, а в видах – единое, и таким образом он [.субстрат,] является Двоицей, именно Большим-и-Малым&quot;. Во-вторых, у Аристотеля содержится три места, где Платон не назван, но где упоминаются те же принципы. Так, в одном тексте говорится о пользующихся элементами сущего, Единым и Сущим Большим-и-Малым как родами. В-третьих, наконец, можно отметить тексты, где нет прямого упоминания о Платоне, но содержится указание на те же принципы, с </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">присоединением кое-где Неравного или Двоицы Неравного ко второму принципу или вместо него.</span></i><span style="COLOR: black"> Перечисляя уклонения Платона от пифагорейцев, Аристотель говорит: &quot;Другую же природу [материальную] он сделал Двоицей потому, что числа, за исключением первых, очень удобно производятся из нее, как бы из какого-то отпечатка&quot;. &quot;...Число – из Единого-в-себе и чего-то другого, не-Единого... если действительно не Единое было неравенством и одной и той же природой [для чисел и величин]&quot;. Единое противопоставляется множественному, как и &quot;Равное – Большому-и-Малому&quot;, причем немного ниже Неравное прямо отождествляется с Двоицею. &quot;Другие же другим [членом] противоположности делают материю, как и те, которые [противополагают] Неравное Равному или Единому множественное&quot;. &quot;Иные делают другим [членом] [обеих] противоположностей материю, одни – Неравное для Единого как Равного, так что оно является природой множества, другие – для Единого [делают материей само] множество. Именно, числа рождаются у одних из Двоицы, [или] Большого-и-Малого, у другого же – из множества, но и у тех и у других – при помощи субстанции Единого, потому что также тот, кто называет неравное и Единое элементами, а Неравное – Двоицей из Большого-и-Малого, тот считает одной вещью Неравное и – Большое-и-Малое и не различает того, что [они – одно] по смыслу и не [одно] – по числу&quot;. &quot;Однако они все-таки неправильно определяют принципы, которые у них называются элементами, если одни [из них] называют Большое-и-Малое рядом с Единым, эти, стало быть, три элемента чисел, два – как материю и один – как форму (&#956;&#959;&#961;&#966;&#942;&#957;), другие же...&quot; и т.д. Итак, почти с полной достоверностью можно сказать, что принципами идеального числа, по Платону, являются: </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt"> Единое</span></i><span style="COLOR: black"> – </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Болыиое-и-Малое</span></i><span style="COLOR: black"> – </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Двоица</span></i><span style="COLOR: black"> – </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Двоица Большого-и-Малого</span></i><span style="COLOR: black"> – </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Неравное</span></i><span style="COLOR: black"> – </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Двоица-Неравного.</span></i><span style="COLOR: black"> </span></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><span style="COLOR: black">Кроме всего вышеизложенного мы имеем, по Аристотелю, еще несколько других обозначений материального принципа числа. Они перечислены в цитированном уже месте &quot;Метафизики&quot;. Это – </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt"> Множество</span></i><span style="COLOR: black"> (&#960;&#955;&#942;&#952;&#959;&#962;) (1087b 6.8), </span><i> <span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Многое-и-Немногое, Превосходящее-и-Превосходимое</span></i><span style="COLOR: black"> (16-18), </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Другое</span></i><span style="COLOR: black"> и </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">Иное</span></i><span style="COLOR: black"> (26). Об этих терминах будет у нас сказано впоследствии. Сейчас же можно сказать, что только последние два, &quot;Другое&quot; и &quot;Иное&quot;, могут быть с полной достоверностью приписаны самому Платону, поскольку они играют центральную роль уже в &quot;Пармениде&quot;. Что же касается прочих, то ясно только то, что они употреблялись в пределах Древней Академии, так как Аристотель явно объединяет их в одной общей школе. Персональное же отнесение их представляет довольно большие трудности, о чем удобно говорить в исследованиях, специально посвященных Спевсиппу и Ксенократу. </span></p> <p style="TEXT-ALIGN: justify"><span style="COLOR: black">с) Наконец, уже Платон, а не только Спевсипп и Ксенократ, касался вопроса и о происхождении чисел Декады из первичных принципов. Так, деля все числа на &quot;четные&quot; и &quot;нечетные&quot;, он производил первое четное путем уравновешивания Большого-и-Малого, т.е. путем соединения его с Единым, а дальнейшие – 4-8 – путем потенцирования первой двойки, а нечетные – путем прибавления единицы к четному. Подобными операциями он и получал все числа первой Декады. Конечно, складыванием и умножением эти операции назвать нельзя; да и сам Платон объявил свои &quot;числа&quot; </span><i><span style="COLOR: black; FONT-SIZE: 14.5pt">несчислимыми.</span></i><span style="COLOR: black"> Это какие-то умно-качественные операции, детально определять которые в данном месте нам совершенно не следует, поскольку и самое наличие всех этих вопросов у Платона глубоко проблематично. Нас должно удовлетворять тут только то, что идеальные числа имеют свои собственные типы и что эти типы определенным образом связаны между собою. </span></p> <p class="MsoNormal"><b><i><span style="FONT-SIZE: 10pt">А.Ф.Лосев, «Очерки античного символизма и мифологии», М.: Мысль, 1993, сс. 614-619</span></i></b></p> <br> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p class="MsoNormal"><span style="COLOR: red">Что касается основных проблем, то учение об Едином, как это мы уже отметили выше, </span></p> <p class="MsoNormal"><span style="COLOR: red">является наиболее оригинальной частью системы Плотина, потому что после платоновского &quot;Парменида&quot; мы впервые у него находим столь принципиально проведенную трансцендентность первого начала. Плотин не устает развивать мысль о полной непричастности Единого какой бы то ни было форме и даже вообще какому бы то ни было осмыслению. Оно выше всяких категорий и даже выше самого бытия, не говоря уже о том, что оно выше всякого познания. Можно только говорить о том, чем оно не является. Однако и эта отрицательность тоже не должна быть ему приписываема как некое качество или свойство. Оно выше всего вообще, и положительного, и отрицательного, и есть совпадение в одной неразличимой точке всех возможных противоположностей, материальных, душевных и духовных, настоящих, прошлых и будущих. Со времени Плотина эта концепция утверждается в неоплатонизме на четыре века, не говоря уже об огромном влиянии ее в средневековой и &quot;новой&quot; философии. [Единое = 0 = точка = Отец]*</span></p> <p class="MsoNormal">&nbsp;</p> <p class="MsoNormal">Нужно, однако, остерегаться видеть в Едином Плотина кантовскую &quot;вещь-в-себе&quot;, так как это в корне помешало бы усвоить подлинную мысль Плотина. Прежде всего, при всей своей непознаваемости, &quot;вещь-в-себе&quot; у Канта все же есть реальность и бытие, в то время как Единое Плотина не есть реальность и не есть бытие, но выше того и другого; А самое главное, это Единое не есть просто непознаваемость, но есть единство противоположностей, и в том числе непознаваемости и познаваемости. Оно выше всякого познания и бытия, но зато оно – источник всякого познания и всякого бытия; всякое знание и всякое бытие, в том числе Ум, Душа, Космос, Материя, – все это исходит или изливается именно из него, из него эманирует. В этом смысле Плотин и находит возможным, несмотря на его неименуемость, именовать его платоновскими терминами &quot;Единое&quot; и &quot;Благо&quot;. Оно источник всего существующего, и оно – цель всего существующего. Это, следовательно, ни в каком смысле не есть &quot;вещь-в-себе&quot;. </p> <p class="MsoNormal">&nbsp;</p> <p class="MsoNormal">То, что в нашей схеме неоплатонизма занимает следующее место после Единого, именно </p> <p class="MsoNormal">Числа, у Плотина покамест еще не объявлено отдельной диалектической ступенью, как это будет у некоторых последующих неоплатоников. Это, однако, не мешает Плотину в специальном трактате о числах (VI 6) ставить эти числа очень высоко и понимать их как источник самого Ума, то есть, в сущности говоря, отводить им промежуточное место между Единым и Умом. </p> <p class="MsoNormal">&nbsp;</p> <p class="MsoNormal"><span style="COLOR: #339966">В учении об Уме и душе, которое Плотин проводит по образцу Аммония и Нумения, то есть чисто имматериалистически, обращают на себя внимание очень острые рассуждения </span> </p> <p class="MsoNormal"><span style="COLOR: #339966">о тождестве субъекта и объекта в Уме, то есть о том, что предметы Ума &quot;не вне&quot; самого Ума (V 5) и о синтезе индивидуального и общего в Уме (V 7 и 9) и в душе (IV 9</span><span style="COLOR: blue">).</span><span style="COLOR: green"> [Синтез 0 и 8(= </span><span style="FONT-FAMILY: Symbol; COLOR: green">&yen;</span><span style="COLOR: green">) есть 1 = целое = Дитя]*</span></p> <p class="MsoNormal"><span style="COLOR: green">&nbsp;</span></p> <p class="MsoNormal"><span style="COLOR: green">&nbsp;</span><span style="COLOR: blue">В учении о природе наибольшей разработке подверглась проблема материи (II 4), где Плотин определяет материю как чистое не-сущее, то есть как абсолютную инаковость, имеющую реальное значение только как принцип распадения и рассеяния бытия, или, вообще говоря, как принцип его становления. [Материя = 8(= </span> <span style="FONT-FAMILY: Symbol; COLOR: blue">&yen;</span><span style="COLOR: blue">)</span><span style="COLOR: green"> </span><span style="COLOR: blue">= Множественность = Мать]*</span></p> <p>___________________</p> <p>* – В квадратных скобках здесь даны комментарии мои (Лео Шарка) в качестве иллюстрации «нового» понятия «<a href="http://leosharq.ru/post_1275903331.html" target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">Ликовые Числа</a>»</p><br> <p><b><i>А.Ф.Лосев, «ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ. ПОЗДНИЙ ЭЛЛИНИЗМ. История античной эстетики, том VI», М.: «Искусство», 1980, Часть Третья, I, §2, 1</i></b></p><br> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p><a name=четыре target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">4)</a></p> <h3>ЛИК</h3> <p>Только теперь можно употребить то слово, которое я считаю наиболее подходящим для характеристики "эйдоса" в ее существенности и краткости. Именно, что получится, если мы попытаемся указанные выше три элемента – видение, живое единство и символическую существенность – соединить воедино и схватить эти три пункта в <i>одном</i> созерцании, в <i>одном</i> акте, – так, чтобы из этого получилось действительно общее и единое <i>зерно</i> всех возможных значений "эйдоса"? Мне кажется, что <i>"эйдос" и "идея" есть лицо предмета, лик живого существа.</i> Я не хочу сказать, что этим я даю действительно <i>перевод</i> соответствующих греческих слов и что этот перевод применим ко всем подлежащим текстам без исключения. Я именно занят сейчас не <i>конкретными</i> значениями терминов "эйдос" и "идея", не переводом отдельных мест, где он употребляется. Я даю метафорическое и интуитивное толкование, которое ни в коем случае не может служить переводом; кроме того, это толкование только самого <i>зерна</i> понятия, которое весьма и весьма редко является (если вообще является) в чистой и голой форме. Это – усилие <i>понять</i> ту сферу, к которой относится происхождение этого понятия. А в какие конкретные формы воплощается это первичное зерно "эйдоса" и какими словами можно в каждом таком воплощении передать по-русски этот термин, – это задача комментатора каждого единичного текста в отдельности. </p> <p>Итак, эйдос предмета и существа есть конкретное лицо его в своем абсолютном явлении. Что такое лицо человека? </p> <p>Ясно без доказательств, что нельзя понять и оценить человека, не увидевши его лица. Нельзя иметь реальное отношение к человеку, лицо которого от нас закрыто. Лицо – совершенно особенная "часть" тела, как-то особенно <i>значащая,</i> как-то своеобразно <i>существенная</i> для всего человека. В лице наиболее выражен человек. И никакая другая часть тела, как бы ни была выразительна, не идет в сравнение с лицом: никому не приходит и в голову это сравнение. Увидать лицо человека значит увидать <i>самого</i> человека. В понятии лица как раз скрыты и претворены в живое срощенное единство те три абстрактных момента, которые мы только что зафиксировали. Не может быть, конечно, никакого спора о том, что лицо есть <i>предмет видения</i> и созерцания, что т.н. интуиция здесь играет первенствующую роль, что здесь есть та наглядность и "зрительность", которая избавляет от хлопот интеллекта и громоздкого аппарата силлогизмов. Но так же ясен и второй момент. Что такое лицо человека вне живого единства в нем самом и в отношении к остальным частям тела? Может ли отсутствовать часть лица и в то же время оставаться лицом? Можно ли лицу не выражать жизни и смерти (как победы над жизнью) и в то же время оставаться не вещью, а именно лицом? В лице человека вечная подвижность "частей" его и вечное живое единство чего-то целого, именуемого данным именем, и всякое малейшее нарушение этого единства превращает лицо в вещь, в конгломерат предметов и свойств. Однако, может быть, еще более существенным элементом лица человеческого является его особая значимость и определенная <i>символичность</i> его значения. Оно именно <i>значит,</i> что это лицо Ивана или Алексея, а не Петра и не Семена, несмотря на то, что все люди в сущности весьма похожи друг на друга, имея совершенно одинаковое общее устройство лица и тела. Смысл данного человека выражен не столько в руках или спине, сколько в <i>лице.</i> И в этом отношении лицо совсем не такая "часть" тела, какой является нога или палец. Здесь замешан момент "смысла", и потому лицо не просто часть, а еще и некоторое "значение", еще и некоторый "символ". Вот почему и в языке "часть" тела – лицо – стала заменять всего человека; и мы постоянно говорим, напр. "заинтересованные лица" вместо того, чтобы говорить о "заинтересованных людях". </p> <p>Так я понимаю центральное смысловое зерно "эйдоса" и "идеи" у Платона. </p><br> <p><b><i>А.Ф.Лосев, «Очерки античного символизма и мифологии», М.: Мысль, 1993, сс. 232-234</i></b></p><br> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p><a name=пять target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">5)</a></p><br> <p>Я, <b>Кара-Мурза Сергей Георгиевич</b>, рождения 1939 года, русский, по образованию химик (доктор хим. наук), но с 1968 г. занимался методологией науки, а потом системным анализом. <br> <br> Пока у нас была надежная держава, я, как и почти все, не заботился об осмыслении нашей жизни, обходился философским суррогатом, который наше общество, по сути еще крестьянское, объяснял неправильно. Наши настоящие культурные устои держали нас и под шелухой идеологии, ибо была подпорка советского государства. Но это нам и дорого обошлось - мы ничего не поняли, когда "друзья" подпиливали эту подпорку. Мы дали разрушить советский строй - наше жизнеустройство. Сейчас мы выбираемся из-под обломков, в ранах. И прежде всего должны "восстановить голову". <br> <br> Мне советский строй напоминает семью, в которой родители прошли очень суровое детство и тяжело работали всю жизнь. И хотят, чтобы сыночек насладился радостями жизни. Но не хватает культуры и силы духа воспитать сыночка без помощи такого стихийного воспитателя, каким служит беда и нужда - он вырастает свиньей и в конце концов выгоняет стариков из дома. Ведь те, кто пережил войну, именно так воспитали нынешнее молодое поколение. Не может же не понимать про себя наша молодежь, что все их кожаные куртки и видеомагнитофоны - это кусок хлеба, вырванный изо рта у стариков. Жалко ужасно этих ребят и девушек, введенных в соблазн, ждут их большие беды, и вина во многом на моем поколении. <br> <br> Часть вины мы снимем, осмыслив происшедшее, оставив молодежи хоть какое-то связное знание. Став жертвами разрушения, мы обязаны подняться над болью и гневом, стать и летописцами, и предсказателями. В каждом акте разрушения видно целое - те идеалы и интересы, которые движут разрушителями. Видны и причины слабости жертв. Я близко наблюдал, как зарождалась, оправдывалась и воплощалась программа по уничтожению советской науки. <br> <br> Наша наука - уникальное культурное и духовное явление, труднообъяснимое. Сходное с таким явлением, как Пушкин. Демократическая элита наблюдает за ее агонией с плохо скрытым наслаждением, как порочный ребенок за смертью замученного им котенка. Ни возгласа сожаления или боли. Я все время об этом думаю, ищу объяснение. Иной раз даже кажется, что из нашего народа выделилась какая-то его часть, которая физиологически устроена в чем-то иначе. Как если бы объединились в политическое движение, скажем, гомосексуалисты. Может быть, у них и есть основания обижаться на остальную часть народа, но было бы страшно, если бы они захватили тотальную власть и пытались всех заставить жить по их принципам. <br> <br> Но наука - частность. Речь шла и идет о сломе цивилизации в целом, о смене всех ее устоев, типа хозяйства и человеческих отношений. Связать все, что мы видим, в систему, непросто. Приходится учиться. <br> <br> О себе могу сказать, что стараюсь побольше читать, выбирая авторов трех категорий: тех, кто осмысливал западное общество, предлагаемое нам как образец; тех, кто понял и отверг евроцентризм и ценит разнообразие цивилизаций; тех, кто пережил тяжелые кризисы и болезни общества, сам наблюдал крушение устоев. Из всего, что я прочел, могу сделать вывод: интеллектуальная бригада "архитекторов" перестройки и реформы пошла на заведомый обман колоссального масштаба. Меня просто поражает этот шаг людей, работавших в науке, это - совершенно небывалое явление. <br> <br> Второе, что я стараюсь делать - вспоминать свою жизнь до мельчайших подробностей, особенно детство, войну. Все сегодня видится в ином свете, наполняется новым смыслом. И когда я сегодня вижу озлобленных, обиженных на страну и на народ артистов и академиков, которым как будто чего-то недоплатили, я поражаюсь - живут ли они? Или только подсчитывают убытки? И мне кажется, что эти люди, хлебнув западного мироощущения, не справились с ним, не "переварили" его, а заболели. Хотелось бы помочь им. Но как это сделать, когда они считают себя победителями?</p><br> <p><b><i><a href="http://www.kara-murza.ru/credo.htm" target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">Сергей Кара-Мурза о ситуации в России</a></i></b></p><br> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p><a name=шесть target="_blank" target="_blank" target="_blank" target="_blank">6)</a></p><br> <p> Куда больше меня огорчают мои лирические взывания к Интенсификации Разума. В 70-х я не отдавал себе отчета, насколько "молодежная революция" 60-х напугала нашу правящую элиту, и не предполагал, что верхи постараются предотвратить будущие всплески радикального утопизма намеренным "отуплением" системы образования. То, что мы получили, – так называемое "Поколение Икс" - я бы назвал не только самым невежественным, но и самым параноидальным и депрессивным поколением за всю историю нашей страны. Я согласен со звездой запрещенного радио Трэвисом Хиппом в том, что паранойя и депрессия являются неизбежным результатом невежества. Эти дети не только ничего не знают – они даже не хотят знать. Они лишь смутно сознают, что кто-то их чего-то лишил, но у них не хватает то ли смелости, то ли злости, чтобы попытаться выяснить, кто именно и чего их лишил.</p> <p> К счастью, этот Век Тупости не может продолжаться очень долго. Сейчас многие уже знают, что хорошие телевизоры или видеомагнитофоны делают только в Японии, хорошие автомобили - в Японии или Германии, и т. д. В конце концов, чтобы мы не опустились до уровня стран третьего мира, элита просто вынуждена будет разрешить более качественное образование для американской молодежи.</p><br> <p><b><i>Роберт Антон Уилсон, «Прометей восставший»</i></b></p> <br> <div style="margin-left:10px;color:#575;font-weight:bold;"><a href="http://leosharq.ru/comment_1275902853.html">Оставить комментарий</a></div> Mon, 07 Jun 2010 13:27:33 GMT Эпиграфы раз http://leosharq.ru/post_1271333304.html <br> <p>На струнах дней озвучиваю соло</p> <p>Мелодию, что с другами слагал.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://www.stihi.ru/2010/04/07/6221" target="_blank" target="_blank">Эль Взоров</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Чтобы ты действительно мог судить о пространстве трех измерений, в котором ты движешься, тебе будет необходимо оказаться в пространстве какого-нибудь высшего измерения, ну, например, хотя бы в четырехмерном пространстве. А иначе тебе просто невозможно будет сказать, бесконечно ли на самом деле то пространство, в котором ты двигаешься, или, может быть, оно вполне конечное.</p><br> <p>Структура – это самое главное. Ведь без структуры нет никакой раздельности. А сели в предмете нет никакой раздельности, то это значит только то, что мы не можем приписать ему никаких свойств, ведь всякое свойство предмета уже вносит в него какую-то раздельность.</p><br> <p>Учебники зачастую излагают предмет так, что сам собой напрашивается вывод о бесконечном, однородном, непрерывном и лишенном всякой малейшей кривизны пространстве. В этой страшной бесконечности даже бесчисленные галактики и скопления неведомых светил кажутся заброшенными в одиночество и пустоту. При механической связанности всех небесных тел эта бесконечность попахивает каким-то трупом. Ну и структура же у тебя мирового пространства! Это не структура, а какая-то тюрьма, если не прямо кладбище. Однако это не больше и не меньше как миф, созданный Ньютоном только в ХVII веке. Да и просуществовал он самое большее два столетия. А теперь этот миф исповедуют лишь учебники, да и то не все.</p><br> <p>Ну а публика? Она, конечно, всегда плетется в самом хвосте передовой науки. И немудрено, что с маленькой, узенькой и ничтожнейшей точки зрения все тысячелетия человеческой мысли трактовались как нечто детское, глупое и коренным образом противоречащее научному знанию.</p><br> <p>Во-первых, то, что мир бесконечен, это ничем не доказанный предрассудок. Во-вторых, то, что мир конечен, это тоже ничем не доказанный предрассудок. В-третьих, то, что мир одновременно и бесконечен и конечен, но эти обе стороны мира не общаются между собою как отдельные несоединимые области, это тоже ничем не доказанный предрассудок. В-четвертых, если тут перед нами не два каких-то противоположных царства, а бесконечность и конечность есть одно и то же, то это тоже будет предрассудком без использования принципа структуры. Другими словами, бесконечность и конечность тождественны, но это определяется так, что бесконечность не одна, а существует очень много разных типов бесконечности. Не зная типов бесконечности, бесполезно и говорить о единстве бесконечного и конечного.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://108.su/post_1252915756.html" target="_blank" target="_blank">Алексей Лосев, «Из бесед и воспоминаний, ч.2».</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека. </p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'>Максим Горький, «На дне»</i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p><a name="OLE_LINK4" target="_blank" target="_blank">– </a>Помилуйте… Вы же собирались сообщить мне что-то серьезное!</p> <p>– Я думаю, что вы и за вами ЦК совершаете ряд тактических ошибок. Вы жонглируете лозунгами!</p> <p>– Я не жонглирую лозунгами, а говорю массам правду при каждом новом повороте революции, как бы ни был он крут. А вы, как мне сдается, боитесь говорить массам правду. Вы хотите вести пролетарскую политику буржуазными средствами. Вожди, знающие правду «в своей среде», между собой, и не говорящие эту правду массам, так как массы, дескать, темны и непонятливы, не пролетарские вожди. Говори правду. Если терпишь поражение, не пытайся его выдавать за победу; если идешь на компромисс, говори, что это компромисс; если ты легко одолел врага, не тверди, что тебе это было трудно, а если трудно – не хвастай, что тебе было легко; если ты ошибся признайся в ошибке без страха за свой авторитет, так как подорвать твой авторитет может только замалчивание ошибки; если обстоятельства заставили тебя менять курс, не пытайся изображать дело так, словно курс остался прежним; будь правдив перед рабочим классом, если веришь в его классовое чутье и революционный здравый смысл, а не верить в это для марксиста позор и гибель. Более того, даже врагов обманывать – дело исключительно сложное, обоюдоострое и допустимое только в самых конкретных случаях непосредственной боевой тактики, ибо наши враги отнюдь не отгорожены железной стеной от наших друзей, имеют еще влияние на трудящихся и, искушенные в деле одурачивания масс, будут стараться – и с успехом! выдавать наше хитроумное маневрирование за обман масс. Быть с массами неискренними ради «обмана врагов» – политика глупая и нерасчетливая. Пролетариат нуждается в правде, и нет ничего вреднее для его дела, чем благовидная, благоприличная обывательская ложь.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://lib.rus.ec/b/101516/read" target="_blank" target="_blank">Эммануил Казакевич, «СИНЯЯ ТЕТРАДЬ»</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Когда мне случилось говорить о системе воспитания коммунистического, я отмечал уже некоторые из самых существенных её достижений, хотя эти достижения были обкорнаны и обесценены рядом воспитательно-идеологических подмен. К ним относились воспитание воли и твёрдости, правдивости и чувства товарищества, смелости и стойкости, жизнерадостности и идейности. Конечно, и человек облагороженного образа будет смелым и волевым. Но смелость и воля направятся в нём не на борьбу какого-либо коллектива за гегемонию над остальными, а на деятельность, имеющую в виду совершенствование сперва себя, потом условий, в которых формируется другая личность, и, наконец, не насильственное, а исполненное любовью совершенствование других. Эта деятельность будет устремлена к бескровному объединению человечества, к уменьшению страданий всех живых существ, к возрастанию в человечестве общей суммы любви и счастья и к доведению Энрофа нашей планеты до возможного состояния гармонии между всем живым, что населяет его. </p><br> <p>Конечно, такой человек не сможет не обладать в полной мере высокой правдивостью и чувством товарищества. Ложь может быть оправдана лишь тогда, когда через её посредство страдание другого человек перекладывает на себя или отвращает от кого-нибудь опасность. Но разглашение чужой тайны, выдача товарища или донос, в какое благообразное одеяние он ни был бы облечён, останутся в глазах такого человека постыднейшим из предательств. </p><br> <p>Не может быть чужда такой душе и жизнерадостность. Но эта жизнерадостность не вырождается в нарочитый оптимизм, избегающий всего, что намекает на теневые стороны жизни, на скорбь и угрюмость некоторых иных миров или на опасности грядущего. Явления жизни и культуры будут вызывать к себе отношение в зависимости не от того, на оптимистические или пессимистические выводы они наталкивают, а от того, сужают или расширяют они диапазон личности, возвышают или снижают уровень души, содействуют в конечном счёте свободе и любви или же ненависти и порабощению. Такая натура достаточно мужественна, чтобы смотреть любым чудовищам в глаза, и достаточно развита духовно, чтобы любить жизнь не только такой, какова она теперь и здесь, но и такой, каковой она предощущается в мирах восходящего ряда или в будущем просветлённом Энрофе. </p><br> <p>Воспитание способности вносить во всякий труд творческое начало останется одним из краеугольных камней педагогики. Если потребность в творческом труде не станет неотъемлемым свойством личности, то в условиях общего достатка и прогрессирующего сокращения рабочего дня человеку будет грозить пресыщение, опустошение, паралич духа. Но следует быть готовым к тому, что представление о пользе и оправданности того или иного вида труда, о его месте в иерархии творчеств претерпит значительные изменения. Труд, хотя бы и творческий, направленный на умножение страданий живых существ, – будь то изобретение смертоносных средств, или печатание развращающих книг, или уничтожение животных ради развлечения, ради чревоугодия, ради так называемой научной пользы, – всякий такой труд будет восприниматься как атавизм, как нечто дикое и постыдное. И напротив: многие формы внутреннего труда, раньше приравнивавшиеся к безделью, найдут свою правильную оценку. Созерцание, размышление, религиозная деятельность во всех её видах, общение с природой, развитие тела, гораздо более многообразное, чем нынешний спорт, экскурсии или паломничества к великим очагам и памятникам культуры, занятия, пусть самые скромные, литературой и искусством, творческая любовь женщины и мужчины, духовно оплодотворяющее общение друзей, – во всём этом усмотрится элемент подлинного внутреннего труда, необходимого и благословенного, и вместо жалких крох досуга этим занятиям будут отводиться почётные и полноценные часы. Потому что если дело способствует углублению, расширению, возвышению или облагораживанию хотя бы одного, этим самым оно способствует совершенствованию мира. Если же руководящим стремлением сделаются в данном случае поиски личного наслаждения, господству такого стремления объявится непримиримая душевная война. Потому что незыблема аксиома, что человек, живущий только для себя, есть даже не нуль, а отрицательная величина в человечестве. </p><br> <p>Кажется, достаточно ясно, чтобы имелась надобность в специальных разъяснениях, что жажда знаний есть стимул, всемерно и тщательно развиваемый. Но эта жажда не ограничится областью знаний, приобретаемых на научных и художественных путях, но включит в себя познания метаисторические, трансфизические, религиозные. Разовьётся не только жажда знания, но духовная жажда вообще. </p><br> <p>Коммунистическая педагогика, которой мне удавалось лишь так бегло коснуться здесь, имела в виду развитие также ещё трёх свойств натуры, трёх отличительных свойств огромной важности: подчинения личного общему, духа интернационализма и устремления к будущему. </p><br> <p>Не будем касаться того, в какой мере удавалось работникам этой системы добиваться выращивания этих свойств в воспитанных ими поколениях. Во всяком случае, система добивалась, чтобы примат общего над личным прочно был усвоен сознанием воспитуемого. К сожалению, при этом совершались незаметно две идейные подмены. Под «общим» подразумевалось не человечество и даже не всё население в целом одной или нескольких стран; подразумевалась часть человечества, объединённая общей, твёрдо очерченной идеологией. Всё же, оказывавшиеся по ту сторону этого очертания, расценивались либо как враги – и пощады им не было, – либо как сегодняшние союзники, причём будущее должно было решить: станут ли эти союзники вполне «своими», включатся ли в расширяющийся воинственный коллектив или же сделаются врагами и тогда будут уничтожены. Такова была первая подмена: подмена общего групповым. А вторая подмена заключалась в том, что утрачивалось представление о пропорциях: мелкая, ничтожная выгода, которую мог извлечь коллектив из самоотречения личности, считалась выше, чем интерес этой личности как таковой, даже иногда чем её жизнь. Мелкое правонарушение рассматривалось как государственное преступление, а естественное нежелание человека оторваться навсегда от своей семьи ради многолетней работы на недоступно далёкой периферии встречало на своём пути целые баррикады, нагромождённые государством, партией, общественностью. </p><br> <p>Новое отношение между личным и общим должно быть освобождено от этих подмен. Не групповой интерес, не интерес данного государства или данного общественного движения имеет право довлеть над личным – такие групповые тираны суть вампиры, идолы и Молохи, – но благо всего человечества. «Человечество не едино, – возразят многие, – оно разбито на антагонистические классы, группы и т.д.». – Да, разбито; и общее благо его именно в том и заключается, чтобы оно перестало быть разбито. И перестало не за счёт отсечения одних частей и насильственного переделывания других, а за счёт развития в человечестве центростремительных сил и изживания центробежных. Чтобы это единение не обошлось опять человечеству в сотни миллионов насильственных смертей, в ещё большую сумму личных трагедий и превращение части человечества в обитателей тюрьмы. Уместно здесь это напоминание или неуместно, но слишком обожглось наше поколение на этих подменах и этой лжи. И я готов твердить об этом вновь и вновь, кстати или некстати, лишь бы мой предупреждающий голос дошёл хоть до нескольких умов и сердец, которым ещё предстоит со временем созидать и жить, а может быть, и таких, которым ещё предстоит родиться. – Только так понимаемое общее достаточно весомо, чтобы претендовать на примат над личным элементом. Но и этот примат не имеет права быть абсолютным: правильное соотношение заключается в том, чтобы большие жертвы со стороны личности приносились ради действительно больших результатов, а ради мелких, частных результатов достаточно и мелких жертв. </p><br> <p>Тезис интернационализма – это грандиозная сила, и в основе её лежит абсолютная правда. Но ложь не замедлила вкрасться и сюда: мысль, будто все народы по своим характерам, по своей одарённости и по своему историческому долженствованию равны между собой, – пустая демагогия. Разумеется, одного или нескольких народов, особо предпочтённых Божеством перед остальными и которым поэтому позволено больше, чем остальным, – нет. Но каждый народ провиденциально предназначен – если угодно, избран – для решения некоторых особых исторических и культурных задач; и эти миссии неповторимо своеобразны. Есть народы – обычно они бывают и численно весьма велики, – предопределённые к колоссальным ролям планетарного значения; другие – к заданиям более частным, более узким. Но кому больше дано, с того больше и спросится. Как для личности, так и для народа повышенная одарённость и масштаб суть основания не для повышенных требовании к другим, а только к самому себе. Одарённость и масштаб обязывают к большему, а вовсе не дают права на то, на что остальные смертные не имеют права. Вообще, исключительность не даёт абсолютно никаких дополнительных прав: она накладывает только дополнительные обязанности. Именно такое понимание заключает в себе опровержение любых расистских или националистических теорий. Когда нас пытаются уверить, будто маленький, отсталый, почти ничего не внёсший в общую сокровищницу народ равен народу китайскому, британскому, германскому или индийскому – это неубедительно и вздорно, потому что такой тезис нельзя защитить никаким щитом против вопиющих и неопровержимых фактов. Истинное опровержение расизма и любых сверхчеловеческих претензий – народа или отдельной личности, безразлично – только в указании: noblesse oblige – доблесть обязывает. Станет ли кто-нибудь, кроме людей, пребывающих в этическом отношении на уровне дикарства, оправдывать эксплуатацию бедных богатыми или слабых сильными? И только нравственные дикари могут полагать, будто большая национальная одарённость и мощь дают народу право на эксплуатацию меньших. К сожалению, лицемерная болтовня о пресловутом «бремени белого человека» успела внести профанацию и сюда. Если бремя белого человека и существует на свете, то это не бремя колонизатора, а бремя высокоинтеллигентных существ, обязанных просвещать тёмных, кормить голодных, нести радость горюющим, лечить больных, поднимать отсталых, озарять, украшать и смягчать их жизнь. Вот истинное бремя великих наций! </p><br> <p>Ясно, что никакой националистический бред не может даже и пытаться возникнуть на почве духовных полей, осенённых голубыми лепестками Розы Мира. </p><br> <p>Остаётся ещё третья черта старой педагогики – устремление к будущему, – великая черта! Черта, прекрасно и гордо отличающая людей, воспитанных этой системой. Такой человек мыслит перспективно. Он мечтает и верит в солнце грядущего, он вдохновляется благом будущих поколений, он чужд себялюбивой замкнутости. Это устремление к будущему – огромный шаг вперёд, но оно ещё не совершенно. Доктрина насытила это представление о будущем определённым содержанием, сниженным и упрощённым. Практически это представление сформировалось из двух величин: материального изобилия и покорения природы. Такое представление прямолинейно, как рейсшина. Оно лишено духовности, как бетон, и материалистически наивно, как высказывания школьника 7-го класса у пионерского костра. Да, панорама грядущего предполагает, конечно, и материальный достаток, а впоследствии даже изобилие. Но всеобщий достаток может быть достигнут сравнительно скоро, это только первый этап, только необходимое условие для умственного и духовного расцвета. В XXI веке человек будет так же мало восторгаться этим достатком или изобилием, так же мало обращать на него внимания и переживать его душевно, как современный житель Нью-Йорка или Москвы относится без интереса и восторга к существованию, например, канализации или автобусного сообщения. Человек следующего столетия будет пользоваться материальным достатком, а позднее изобилием – и только. Что же до покорения природы – понятия, носящего агрессивный, империалистический, чуть ли не колониалистский оттенок отношения человека к природе, то ему в противовес выдвинется идея гармонизации взаимосвязей между природой и человеком. После чёткого осознания двойственного характера природы, её провиденциальных и демонических начал, человек вмешается в жизнь природы таким образом, чтобы бороться с демонизмом в ней, а с её светлой стороной установить теснейшее взаимопроникновение. Он будет озабочен не только тем, чтобы извлекать из неё новые и новые энергетические ресурсы, но и тем, чтобы способствовать духовному развитию животного царства, гармонизировать отношения между видами, совершенствовать растительное царство и весь природный ландшафт, а со светлыми стихиалями установить отношения любви и дружбы. </p><br> <p>Действительным пафосом тех эпох будут возрастание духа любви – во-первых; творчество, точнее, богосотворчество во множестве видов и форм – во-вторых; просветление природы – в-третьих; разрушение преград между физическим миром и другими мирами – в-четвёртых; радость жизни, кипящей и в Энрофе, и во многих других мирах – в-пятых; и высшие формы богопознания – в-шестых. Устремление к такому будущему – вот что отличит человека облагороженного образа от человека всех предыдущих культурных ступеней. </p><br> <p>Чем же может характеризоваться умственный облик такого человека? </p><br> <p>Непрерывно растущей жаждой знания, которая питается непрерывно растущей эрудицией; навыками самостоятельного мышления и интеллектуальной независимостью; свободным и счастливым чувством преклонения перед явлениями Глубокого и явлениями Великого. </p><br> <p>Что характеризует его эстетический облик? </p><br> <p>Развитие неотъемлемой потребности художественных впечатлений; высокоразвитый вкус; знание и понимание искусств прошлого и их памятников; органическая потребность в художественном творчестве, хотя бы и малого диапазона; свободное и счастливое чувство восхищения перед явлениями Прекрасного. </p><br> <p>Что характеризует его облик нравственный? </p><br> <p>Деятельная доброта к окружающим; способность горячего сострадания и сорадования; чувство единства общечеловеческого; чувство единства космического; свободное и счастливое чувство благоговения перед явлениями Высокого. </p><br> <p>Что же характеризует его облик религиозный? </p><br> <p>Живое переживание нашего материального слоя как одного из слоёв Шаданакара; внутренняя работа над раскрытием органов духовного воспринимания; вседневное ощущение жизни как мистерии; знание религиозных форм прошлого и настоящего; умение со-веровать всем религиям, то есть понимать опыт и учение каждой из них как отражение одного из рядов духовной реальности; императивная потребность собственного участия в религиозной жизни и творчестве человечества; способность к чувству захватывающей радости от участия в них. </p><br> <p>Чем же, наконец, может характеризоваться внешний, телесный облик такого человека? </p><br> <p>Мне кажется, его телосложение будет стройным, движения пластичными, походка лёгкой, мускулатура гармоничной, а лицо – открытым, высоко интеллигентным, исполненным приветливости и как бы светящимся изнутри. Потому что в основу физического развития кладётся заповедь о дружбе со светлыми стихиалями; ею с детства пронизываются спорт, танец, игра. И ещё потому, что он отчётливо сознаёт двойственность природы и не даёт проникать в своё существо инвольтациям тёмных сил. Как солнечное дитя, проходит он сквозь свои ранние годы, и воистину юного бога напоминает он, вступая в молодость. В лёгкой одежде по цветущей земле идёт он, её сын, её друг и её преобразователь, старший друг птиц и зверей и собеседник ангелов, строитель прекраснейших городов, совершенствователь гор, лесов и пустынь, хозяин планеты-сада. </p><br> <p>Так выступает перед внутренним зрением грядущий человек облагороженного образа. </p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://lib.rus.ec/b/65919/read#t1" target="_blank" target="_blank">Даниил Андреев, «Роза Мира»</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>...в угодники идут легко, в пророки - неохотно...</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://arseny007.livejournal.com/3872.html" target="_blank" target="_blank">arseny007</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Современная литература мало думает о значимости своего времени, а ведь писатель и поэт должен мыслить "эсхатологически", только не в смысле фатальной неизбежности конца мира, а в смысле возможности такого конца, если сейчас, сегодня и именно он не попытается разрешить "последние вопросы". Вспомните, сколько напряжения в поисках героев Достоевского, в исканиях русской культуры ХIХ века вообще. Иногда кажется, что если не решит Алеша Карамазов вопрос о вере, если не найдет Иван свою идеальную истину, то не будет и мира. Это напряжение мысли есть, конечно, не только у Достоевского и не только в русской культуре, но у всякого самобытного писателя и во всякой развитой культуре. Тут вам и романтизм, тут вам и символизм, тут вам и реализм, тут вам и просто общечеловеческое стремление к свободе, которое, с одной стороны, находится в гармонии со всеми лучшими человеческими исканиями, известными нам из истории, а с другой стороны, содержит в себе также и новое, что в такой мере не было известно исторически ограниченным периодом литературного развития. Я, по крайней мере, именно этому учусь в истории литературы, и я именно такую теорию вывожу из своих историко-литературных занятий. Конечно, к классике не надо относиться догматически. Благодарность великим творцам культуры прошлого не имеет ведь ничего общего со слепым подражанием им.</p><br> <p>Античные боги – это те идеи, которые воплощаются в космосе, это законы природы, которые им управляют. Мы же не называем свои законы природы "богами". А там законы природы называют богами. Что же получается? Ведь идея вещи выше самой вещи. Идея ведь не вещественна. Но она невещественна формально, а по содержанию своему она полное отражение вещи. Поэтому все достоинства и недостатки природы и человеческой жизни отражаются в богах. Должен признать, что суждение о том, что боги есть результат обожествления сил природы, достаточно банальное и тривиальное, но оно абсолютно истинное.</p><br> <p>Помните: не все банальное плохо, а многое банальное – истинно. </p><br> <p>Новоевропейский человек из фатализма делает очень странные выводы. Многие рассуждают так. Ага, раз все зависит от судьбы, тогда мне делать ничего не нужно. Все равно судьба все сделает так, как она хочет. К такому слабоумию античный человек не способен. Он рассуждает иначе. Все определяется судьбой? Прекрасно. Значит, судьба выше меня? Выше. И я не знаю, что она предпримет? Не знаю. Почему же я тогда не должен поступать так, как хочу? Если бы я знал, как судьба обойдется со мной, то поступил бы по ее законам. Но это неизвестно. Значит, я все равно могу поступать как угодно. Я герой.</p><br> <p>Античность основана на соединении фатализма и героизма. Ахилл знает, ему предсказано, что он должен погибнуть у стен Трои. Когда он идет в опасный бой, его собственные кони говорят ему: "Куда ты идешь? Ты же погибнешь!" Но что делает Ахилл? Не обращает никакого внимания на предостережения. Почему? Он герой. Он пришел сюда для определенной цели и будет к ней стремиться. Погибать ему или нет дело судьбы, а его смысл быть героем. Такая диалектика фатализма и героизма редка. Она бывала не всегда, но в античности она есть. Оказывается, основное представление о мире у греков какое? Это есть театральная сцена! А люди актеры, которые появляются на этой сцене, играют свою роль и уходят. Откуда они приходят неизвестно, куда они уходят, неизвестно, но они играют свою роль. Однако, как это неизвестно, откуда они приходят и куда уходят?! Приходят с неба, они же есть эманация космоса, космического эфира, и уходят туда же и там растворяются, как капля в море. А на земле? А земля это сцена, где они исполняют свою роль. Кто-то скажет: но какую же пьесу разыгрывают эти актеры? Отвечу: но какое вам до этого дело? Разве вы космос?</p><br> <p>Космический эфир… Сам космос сочиняет драмы и комедии, которые мы выполняем. Философ это понимает, а знать ему достаточно только одно: что он актер, и больше ничего. Возрождение увлекалось антропоцентризмом и стало проповедовать титанизм, который далеко ушел за пределы первоначальной прогрессивной идеи свободной человеческой личности. Титан то же самое мещанство, но если мещанин действует в пределах дома, то титан в мировых масштабах. Возведя субъект в абсолют, Возрождение открыло путь дальнейшему торжеству субъективизма, отразившемуся в последующие века. Весь Запад для меня в этом смысле представляет собой тупик мысли.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://108.su/post_1252926971.html" target="_blank" target="_blank">Алексей Лосев, «Из бесед и воспоминаний, ч.5».</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>У Эдипа, известного своей мудростью и неоднократно спасавшего состояние своего господина (попросту, от банкротства), однажды, когда он в очередной раз клянчил деньги, спросили:</p> <p><a name="OLE_LINK6" target="_blank" target="_blank">–</a> Скажи, о мудрый Эдип, почему это мудрые так часто обращаются за помощью к богатым, а не наоборот?</p> <p>На это лукавый раб отвечал:</p> <p>– Да потому, что мудрые знают, чего им не хватает, а богатые - нет.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://www.leosharq.ru/KonGor/kg2003.htm" target="_blank" target="_blank">Из антологии мудрости</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Конечно, Шпенглер наряду с Винкельманом, Шиллером и Ницше весьма помог мне углубить мой гегеле-шеллинговский взгляд и сделать его более выразительным и просто даже более детальным. В особенности он дал мне хороший корректив к моей давнишней ницшеанской оценке некоторых фактов античной культуры (только как раз не Сократа и Платона). Но при всем том только люди, злостно настроенные ко мне, могут обвинять меня в шпенглерианстве. Шпенглер учит, что в основе античности лежит интуиция бездушного тела, я же – что интуиция живого тела. Шпенглер доказывает, что античность не знала "бесконечности", я же думаю, что античность основана на "актуальной бесконечности". Шпенглер проморгал христианство, растворивши его в арабской и новоевропейской культуре; я же думаю, что христианство совершенно самостоятельный культурный тип. Шпенглер не знает никаких "средних веков", я же считаю это вполне определенной культурно-исторической категорией. Шпенглер совсем презрительно относится к Шеллингу и Гегелю, я же считаю их вершиной всемирно-человеческой философии. Шпенглер релятивист, я же абсолютист.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://108.su/post_1252923221.html" target="_blank" target="_blank">Алексей Лосев, «Из бесед и воспоминаний, ч.4».</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Я пророчествую вам - </p> <p>Ваше имя возродится!</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://www.dolsky.ru/show_arhive.php?id=243" target="_blank" target="_blank">Александр Дольский, «Недострелянная птица»</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Так как учение о триединстве забыто и почти никем не принимается всерьез, я позволю себе сделать ряд замечаний, чтобы приблизить его к популярному сознанию. Я утверждаю, что это учение есть комплекс самых простых, самых примитивных и очевидных жизненных установок. Отвернулись от этого учения только потому, что отвернулись вообще от простых, примитивных и очевидных установок жизни и обратились к абстрактным и нежизненным установкам. Конечно, учение это в своем богословско-философском и диалектическом развитии представляет сложнейшую систему мысли, построить которую – значит построить целую систему диалектики. Однако это нисколько не говорит о том, что самый предмет этот нежизнен и что самый Троичный Объект есть нечто философско-сложное. Ведь всякая самая обыкновенная вещь очень трудна для философского анализа. Можно даже сказать, что, чем вещь конкретнее и жизненнее, тем больше отвлеченных категорий в ней действует и тем труднее дать ее систематический смысловой анализ. Мы развернули в предыдущем очень сложную диалектическую систему. Укажем теперь, что под нею кроются самые простые, самые элементарные и очевидные всякому младенцу жизненные установки. Абсолютная мифология отличается от них только тем, что она их именно абсолютизирует, не внося никакой новой характеристики по существу.</p><br> <p>Прежде всего, зададим себе вопрос: что в жизни конкретнее всего и реальнее всего? Где максимальная насыщенность бытия, наибольшая его интенсивность и наиконкретное объединение наибольшего числа признаков бытия? Я думаю, что, если отбросить предрассудки, наиболее конкретна и реальна личность, а также среда, где личность живет и действует, – общество. Конечно, не материя и не психика максимально реальны и конкретны. Тут мне придется разойтись с очень зубастыми противниками. Я предлагаю стать именно на жизненную точку зрения, а не на мыслительную, или отвлеченную. Если разложить жизнь на ряд составных категорий, получится вместо жизни система абстрактных категорий. Но разве можно это будет считать жизнью? Жизнь сразу даст массу отвлеченных категорий, определенным образом скомбинированных и слитых в одно совершенно нераздельное целое. С этой точки зрения личность есть максимально конкретное, максимально реальное, очевиднейшее и выразительнейшее. Личность и общество, личное и социальное бытие вмещает в себя и логически-идеальное бытие, и физически-материальное, и животно-органическое, и индивидуально-психическое. И в то же время оно есть ни то, ни другое, ни третье, ни четвертое. Оно – совершенно особая категория, покрывающая и синтезирующая всех их и дающая максимальную сгущенность всякого и всяческого бытия. Пусть для нас выразителен кислород и водород. Для меня выразительно лицо человека и его личная жизнь. Пусть для вас выразителен пар и электричество. Для меня выразительно то, как живут и действуют люди в обществе. Тут – для меня не может быть ровно никаких сомнений и споров.</p><br> <p>Теперь представим, что мы должны построить абсолютную мифологию. Вообразим себе человека, который хочет на место абсолюта поставить именно такое бытие, которое оказывается максимально реальным и максимально конкретным. Может ли такой человек не утверждать, что в основе абсолютного бытия, в Абсолюте самом залегает Личность, что абсолютная личность и есть первое и последнее, очевиднейшее и конкретнейшее бытие. Зачем полагать ему в основу бытия идеально-логическую, животно-органическую или психическую сферу, если все эти сферы - абстрактны, несамостоятельны и охватываются одной категорией личности? Ведь мы же хотим говорить об абсолютном бытии. Абсолютное бытие есть бытие, ни от чего не зависимое, самодеятельное, максимально реальное? Как же может быть абсолютным бытием одна из этих только что упомянутых сфер, если все они как раз абстрактны и несамостоятельны и реально существуют только в своей абсолютной срощенности и единичной объединенности? Слишком ясно, что всякое мировоззрение, утверждающее в основе бытия не-личностное начало, есть мировоззрение абстрактное, не вполне реальное, оно утверждает только частичные сферы, одно в ущерб другому, а не все вместе в неделимой целости. Наиболее конкретное сознание поэтому не может не утверждать Личность в качестве абсолюта.</p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://www.philosophy.ru/library/losef/abs.html" target="_blank" target="_blank">А.Ф. Лосев, «АБСОЛЮТНАЯ ДИАЛЕКТИКА - АБСОЛЮТНАЯ МИФОЛОГИЯ»</a></i></b></p> <p><img border=0 width=430 height=30 src="http://leosharq.ru/i/p/pauzi.png"></p><br> <p>Знаменательно, что именно религиозные конфессии, раньше всех провозгласившие интернациональные идеалы братства, теперь оказываются в арьергарде всеобщего устремления ко всемирному. Возможно, в этом сказывается характерное для них сосредоточение внимания на внутреннем человеке, пренебрежение всем внешним, а ко внешнему относят и проблему социального устроения человечества. Но если вглядеться глубже, если сказать во всеуслышание то, что говорят обычно лишь в узких кругах людей, живущих интенсивной религиозной жизнью, то обнаружится нечто, не всеми учитываемое. Это возникший ещё во времена древнеримской империи мистический ужас перед грядущим объединением мира, это неутолимая тревога за человечество, ибо в едином общечеловеческом государстве предчувствуется западня, откуда единственный выход будет к абсолютному единовластию, к царству «князя мира сего», к последним катаклизмам истории и к её катастрофическому перерыву. </p> <p><b><i style='mso-bidi-font-style: normal'><a href="http://lib.rus.ec/b/65919/read#t1" target="_blank" target="_blank">Даниил Андреев, «Роза Мира»</a></i></b></p> <br> <div style="margin-left:10px;color:#575;font-weight:bold;"><a href="http://leosharq.ru/comment_1271333304.html">Оставить комментарий</a></div> Thu, 15 Apr 2010 16:08:24 GMT