ЗаДушевные Разговоры (КРаМольные Мысли) 

      На этой страничке автор будет, прежде всего, понятно-приемлемо для себя самого, формулировать ответы на некоторые интересующие его вопросы. По большей части это – вопросы «вечные», т.к. большинство мыслящих созданий когда-то эти вопросы перед собой ставили и как-то понятно-приемлемо для самих себя на них отвечали. Не исключено поэтому, что какие-то ответы на какие-то вопросы будут совершенно идентичны уже имеющими место быть «на слуху». Автор менее всего желал бы быть уличаемым в заимствовании-«прикарманивании» «чужих» мыслей, тем паче, что уже состоявшаяся «прописка» в умах понятия «ноосферы» ставит под сомнение сам факт индивидуального и монопольного владения какой бы то ни было мыслью. Скорее всего автор желает лишний раз опять же прежде всего для себя самого подтвердить некоторые акценты в мировидении на данном этапе личного становления. И больше того, ему будет очень радостно и приятно, если кто-то признает в «дозволенных речах» истины банальные, тривиальные и т.д. и т.п. 

Содержание:

О Боге Эпохи Водолея 

О Камне основания Церкви Иисуса Христа

Об Отце Небесном

О Боге Эпохи Водолея

Так ощущать приятно
Свою растворимость в этом
Море людей

Вот они Мы
Чьими делами планета
Очеловечена

Сотнями
Тысячами
Миллионами

Тембров
Штрихов
Эпитетов

Создать не удастся полного
Портрета нашего
Эль Взоров

Только вера в завтрашний день
Вера в сегодняшних
И в грядущих
Сердцу простит уносящую лень
Меня
От живущих
Эль Взоров 

Стальной сочности фразу
Прими от меня как салют
Кормчий наш
Коллективный Разум
Наш ковчег
Коллективный Труд
Эль Взоров

      Главный акцент в современном понимании «Бога» я вывожу из двух Ново-заветных фраз:

1.     От Иоанна святое благовествование начинается так:

      «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.» (Гл. 1, Ст. 1).

      Тождество и синонимичность понятий «Слово» и «Бог» в данном контексте вряд ли у кого-то вызовет сомнение. Заострим внимание на этом понимаемом буквально факте «Слово = Бог» и пойдем дальше. [Я, конечно, вполне отдаю себе, равно как и другим, отчет в том, что, по законам ассоциативного мышления, тут же «проявляются» как ветхозаветные («говорил к вам Господь на Хориве из среды огня»), так и более ранние ведические («В начале были Веды») корни рассматриваемой фразы.]

2.     Вторая фраза, на которую я опираюсь в своих рассуждениях, такова:

      «Иисус отвечал им: не написано ли в законе вашем: «Я сказал: вы боги»?» (От Иоанна святое благовествование, Гл. 10, Ст. 34).

      В принципе, этих двух фраз уже достаточно для нового Водолейского уточнения понятия «Бог». Но проведем небольшое дополнительное исследование. Для начала усомнимся в том, что в «Ветхом Завете» действительно имеется текст: «Я сказал: вы боги,» – и попытаемся найти его. И такой текст в самом деле легко отыскивается в «Ветхом Завете» – он находится в Псаломе 81. Для демонстрации некоторых подробностей приведу этот Псалом полностью:

«Псалом Асафа.  1 Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд.

2        Доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым?

3        Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость.

4        Избавляйте бедного и нищего, исторгайте его из руки нечестивых.

5        Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются.

6        Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы.

7        Но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей.

8        Восстань, Боже, суди землю; ибо Ты наследуешь все народы.»

      Примечательность этого Ветхо-заветного отрывка в том, что, кроме мостика преемственности к приведенным выше словам Иисуса, здесь уже имеется ясное указание на различие (дифференциацию) трех содержательно-смысловых пластов понятия «Бог»:

1.     Бог как Всевышний, который «стал», «произнес суд» и «сказал» от имени «Я».

2.     Боги, которых «сонм», которые «сыны Всевышнего – все вы», и которые «вы умрете, как человеки».

3.     И, наконец, Боже, к Которому обращены призывы: «Восстань» и «суди землю» и Которому дано обетование: «ибо Ты наследуешь все народы.»

      Для меня совершенно очевидно, что Ветхо-заветный «Всевышний» однозначно соотносится с Ново-заветным Отцом, «Боже, наследующий все народы,» – с Ново-заветным Сыном, а «сонм богов, умрущих как человеки» – с Ново-заветными овцами. Т.о. уже отсюда со всей очевидностью показано, что отдельный человек, хотя он и бог (как сын Всевышнего), все-таки он – смертный бог как отдельный человек. И только путем приобщения к «Тому Боже, Который наследует все народы,» отдельный человек-бог обретает качество бессмертия Сына, Который должен восстать и судить землю.

      Остатки сомнений в правомерности такого подхода рассеиваются несколькими фрагментами из Главы 10 От Иоанна святого благовествования, к которой выше мы уже обращались:

      «7 Итак опять Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам.

9        Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет.

11   Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец…

14 Я есмь пастырь добрый, и знаю Моих, и Мои знают Меня:

15 Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца, и жизнь Мою полагаю за овец.

16 Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привесть: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь.

27 Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною,

28 И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки Моей;

29 Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех, и никто не может похитить их из руки Отца Моего:

30 Я и Отец – одно.»

      Целая эпоха разделяет во времени Ветхий Завет и Новый (Ветхий Завет писался в Эпоху Овена, Новый – в Эпоху Рыб). Значительны и различия в содержательно-смысловых оттенках понятия «Бога». Если под «Отцом» Нового Завета легко и однозначно угадывается Ветхо-заветный «Всевышний», а «Сын» – тот самый «Боже», Который уже «восстал» и «наследует все народы», то вот с «сонмом смертных богов-человеков» произошли огромные изменения. Теперь от «Бога-Сына» каждый отдельный человек получает новое обетование. И имя этому обетованию – бессмертие. Правда, чтобы это обетование свершилось, должны быть сначала исполнены еще, по крайней мере, несколько условий. Вот эти условия:

      1. Путь к бессмертию лежит через дверь, имя которой – Бог-Сын: «7 Итак опять Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам. 9 Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет.» В обыденном сознании дверь соединяет между собой или разные комнаты жилья или просто внутреннее помещение жилища с улицей. Оказывается, что людям-овцам мало просто пройти через одну и ту же дверь – необходимо сначала пройти через эту дверь в определенном одном и том же направлении, а именно: «войти Мною». Если развивать образ двери как связи-посредника-медиатора между двумя пространствами (пусть пространствами, данными только в разуме, в понятиях), то легко можно помыслить эти два разных пространства как смертное и бессмертное (конечное во времени и вечное; внешнее и внутреннее). Индивидуальное сознательное различение этих двух пространств, во-первых, и индивидуальный сознательный выбор в пользу бессмертного-вечного-внутреннего («спасения»), во-вторых, – вот что, в конечном итоге, означает соблюдение этого условия.

      2. Люди-овцы со «всех дворов» должны объединиться, чтобы стало «одно стадо и один Пастырь». «Одно стадо» – это единое объединенное человечество. «Один Пастырь» – это единый для всех людей Закон, это «Царь в голове» и «Царь во главе», ибо «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною», т.к. «Я есмь пастырь добрый».

      3. Отношения между «овцами» и Пастырем основаны на Знании, которое аналогично Знанию Отца и Сына: «14 Я есмь пастырь добрый, и знаю Моих, и Мои знают Меня: 15 Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца, и жизнь Мою полагаю за овец.». И, больше того, это Знание-основа, цементирующее отношение между «овцами» и Пастырем, включает в себя также и знание о том, что «Я и Отец – одно.».

      [Хорошим примером с легкостью воспринимаемого единства-тождества «Отца» и «Сына», по крайней мере в одном аспекте – аспекте возраста, является рассказ Павла Сергеевича Таранова об «эксперименте», точнее, его результатах, который он проводил ежегодно в бытность свою преподавателем философии Симферопольского университета. Итак, каждый год на своей первой лекции П.С.Таранов задавал новоиспеченным студентам один и тот же вопрос: «Сколько лет Вашему отцу?» Отвечали студенты письменно. Ответы были разные. Так вот (вдумайтесь!), за все годы П.С.Таранов не получил ни одного (!) правильного (очень им ожидаемого) ответа. Какого же ответа он ожидал? Правильным, по сути, ожидаемым ответом был бы тот, в котором спрашиваемый студент указывал бы, что его отцу столько же лет, сколько ему самому. А в ответах, чаще всего, значился паспортный возраст того человека, кого студент считал отцом. П.С.Таранов разъясняет правильность ожидаемого ответа очень просто: «Пока у Вашего отца не было Вас, он и не был Вашим отцом.» И к этой логике, что называется, не подкопаешься. Больше того, с такой точки зрения, это касается не только возраста Вашего земного отца (конкретного живого человека), но и Вашего Отца Небесного. В точно таком же аспекте одного возраста находится и пара «Мать – Дитя». Усиление и подчеркивание материнского начала в процессе деторождения в Эпоху Водолея, особенно на переходном этапе от Эпохи Рыб, жизненно необходимо. Без осознания «равновесомости» женского и мужского порождающих принципов никаких добровольных Дружбы и Сотрудничества просто не состоится. Но разве может не состояться Эпоха?]

      Возможно и даже скорее всего, здесь перечислены не все условия, соблюдение которых должно предшествовать исполнению обетования, данного Сыном всем людям и каждому отдельному человеку. Совершенно ясно, что ни одно из трех означенных выше условий в Эпоху Рыб, хронологически совпавшую с историческим христианством, выполнено не было. Скорее всего, как выполнением этих условий, так и исполнением данного обетования надлежит теперь заниматься уже принявшей «эстафетную палочку» Эпохе Водолея.

      [Только сегодня, ассимилировав своим сознанием «блеск и нищету» многих «слепых вождей слепых» и научившись различать вырождение Любви в секс и преображение Любви в Дружбу, мы в полной мере способны оценить значимость такого наследия Эпохи Рыб, как слова Иисуса:

«Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. 
Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. 
Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. 
Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего.» 
(От Иоанна святое благовествование, гл. 15, ст. 12-15)]

      И, скорее всего, нас, ныне живущих, это должно больше радовать, чем печалить. Весь ход приведенных выше рассуждений дает нам основание в совершенно водолейском ключе утверждать: «Овцы и Пастырь – одно!». А это последнее утверждение записать с точностью математической формулы в виде: «Бог = Мы!».

      После такого водолейского уточнения-расширения понятия «Бог» уже совсем нетрудно по-новому прочитать начало От Иоанна святого благовествования. Примерно так: «В начале были Мы, и Мы были вместе, и Мы были сами собой».  

О Камне основания Церкви Иисуса Христа

Время разбрасывать камни, и время собирать камни
Книга Екклесиаста, или Проповедника (Гл.3, Ст.5) 

Я поймал твой взгляд
Словно камень
Эль Взоров

      Об основании Церкви Иисуса Христа говорится в 16-й Главе От Матфея святого благовествования:

      «13 Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?

      14 Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков.

      15 Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня?

      16 Симон же Петр отвечая сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живого.

      17 Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах;

      18 И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее;

      19 И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.»

      Но почему именно камень-Петр в данном случае предпочтен другим Апостолам?    

      Некоторую ясность в этот вопрос вносит дальнейшее описание разворачивающихся событий. В 21-й Главе От Матфея святого благовествования имеются такие слова Иисуса Христа:

      «42 Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: «камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла: это – от Господа, и есть дивно в очах наших»?

      43 Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его;

      44 И тот, кто упадет на этот камень, разобьется; а на кого он упадет, того раздавит.

      45 И слышав притчи Его, первосвященники и фарисеи поняли, что Он о них говорит,

      46 И старались схватить Его, но побоялись народа, потому что Его почитали за Пророка.»

      Так вот, в чем дело?! Оказывается, что какой-то «камень» был не просто очень даже хорошо знаком «первосвященникам и фарисеям». (В Ветхом Завете слова: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла: это – от Господа, и есть дивно в очах наших,» – содержатся в 22-23 Стихах 117 Псалома.) Самое главное, что отношение к этому «камню-народу» «строителей-устроителей» Царства Божия являлось мерилом и законом их соответствия занимаемому положению и долженствованию. И уж если эти самые «строители-устроители» чего-то испугались, то, скорее всего, было из-за чего бояться и чего лишаться. Вообще-то с событийной точки зрения сегодня здесь все прозрачно и понятно. Хотя меня лично всегда волновал и озадачивал едва уловимый некий скрытый смысл «камня и строителей». Более-менее целостная картина «проявилась» для меня совсем недавно, о чем я подробнее скажу чуть ниже.

      Пока же я без всяких комментариев приведу еще один небольшой фрагмент Нового Завета, показывающий, как Апостол Петр употреблял-употребил данные ему Иисусом «ключи Царства Небесного»:

      «1 Итак, отложив всякую злобу и всякое коварство и лицемерие и зависть и всякое злословие,

      2 Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение;

      3 Ибо вы вкусили, что благ Господь.

      4 Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному,

      5 И сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом.

      6 Ибо сказано в Писании: «вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится.»

      7 Итак Он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла, камень претыкания и камень соблазна,

      8 О который они претыкаются, не покоряясь слову, на что они и оставлены.

      9 Но вы – род избранный, царственное священство, народ святый, люди взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет;

      10 Некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда непомилованные, а ныне помилованы.

      11 Возлюбленные! прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу,

      12 И провождать добродетельную жизнь между язычниками, дабы они за то, за что злословят вас, как злодеев, увидя добрые дела ваши, прославили Бога в день посещения.

      13 Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти,

      14 Правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, –

      15 Ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, –

      16 Как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии.

      17 Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите.

      18 Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым.

      19 Ибо то угодно (Богу), если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо.

      20 Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу.

      21 Ибо вы к тому призваны; потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его:

      22 Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его;

      23 Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному;

      24 Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились.

      25 Ибо вы были, как овцы блуждающие (не имея пастыря); но возвратились ныне к Пастырю и Блюстителю душ ваших.» (Первое послание Петра, Глава 2.)

      А теперь я возвращаюсь к «прояснению» символа-идеи-образа «камня главоугольного». Мне лично понять и уяснить его происхождение и значение помогла книга Мэнли П. Холла «Энциклопедическое изложение Масонской, Герметической, Каббалистической и Розенкрейцеровской Философии» (сама книга была написана в 1928 году, как следует из предисловия автора, но мне попалась ее русскоязычная версия, изданная новосибирским издательством «Наука» в 1997-м.). Непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу имеет следующий отрывок главы «Инициация Пирамиды» из этой книги:

      «Размеры венчающего Великую Пирамиду камня не могут быть точно определены, и, хотя большинство исследователей считает, что когда-то он был на Пирамиде, сейчас от него не осталось и следа. Есть любопытная особенность всех строителей великих религиозных сооружений – оставлять их незаконченными, тем самым говоря, что один только Бог является завершенным. Венчающий камень – если он существовал – был сам миниатюрной пирамидой, вершина которой должна была быть увенчана камнем в виде пирамиды, и так до бесконечности. Венчающий камень, таким образом, является как бы повторением в миниатюре всей структуры. Таким образом, Пирамида может быть уподоблена Вселенной и венчающий камень – человеку. Следуя этой цепи аналогий, ум есть венчающий камень человека, дух является венчающим камнем ума, а Бог – как прообраз всей структуры – венчающий камень духа. Как грубый и незаконченный блок, человек берется из каменоломни и секретной культурой Мистерий постепенно преобразуется в истинный и совершенный венчающий Природу камень. Храм завершен только в том случае, когда инициированный сам становится вершиной, через которую божественная сила фокусируется на простирающуюся вниз структуру.»

      При таком подходе делается совершенно несущественным вопрос о том, был или не был на самом деле верхоугольный (венчающий) камень на Пирамиде. Содержание-суть-соль-душа этого понятия в максимальной простоте и доступности раскрыта и обнажена и сверху и снизу. Камень здесь символизирует человека. Больше того, уже на примере одного этого символа прослеживается однозначная преемственность Христианства не только по отношению к Закону Моисееву, но и по отношению к более ранним культурам Мистерий.

      По поводу преемственности в книге Холла М.П. (в другой главе и другом контексте) есть такое замечание:

      «Таким образом, эзотеризм язычества был заимствован христианством, хотя языческие ключи утеряны. Христианская церковь слепо следует древним обычаям, и когда у нее просят объяснений, она дает их, но неудовлетворительные и искусственные, то ли забывая, то ли игнорируя неоспоримый факт, что каждая религия основывается на тайных доктринах своего предшественника.»

      Уже наступившая Эпоха Водолея (Человека) настоятельно требует не просто «освежения памяти» религиозного сознания (в плане обретения вновь и  восстановления «в яве» «утерянных ключей» Мистериальных Инициаций), но и нового уровня самого этого религиозного сознания как в рамках отдельных религиозных конфессий, так и в сфере межрелигиозных взаимодействий.

      Благой Вестью воспринимается сегодня сообщение Духовидца, Вестника и последнего Пророка Даниила Андреева в «Розе Мира» о том, что в Тонком Плане (на Небесах) вовсю кипит работа по созданию Аримойи – затомиса общечеловеческой объединенной (синтетической) Религии Итога. С точки зрения обсуждаемого вопроса, важно, что в Этой Религии центральное место отводится воспитанию Нового Человека и бого-со-творчеству (уже в условиях земного существования), т.е. процессу превращения «камня отброшенного» в «камень верхоугольный (венчающий)» как для отдельного человека, так и для всего человечества.

      Отрадно знать, понимать и видеть, что русский народ в своем сотворчестве на протяжении темных веков смог не только предвосхитить реалии Эпохи Водолея, но и бережно обобщить и передать потомкам главное наследие Эпохи Рыб – благословение предков современному человеку на новые свершения. Недавно я спросил своего 9-летнего сына: «В какой русской сказке одним из главных персонажей является Рыба?» И когда мой сын практически без паузы ответил, что такая сказка – «По щучьему велению», я был несказанно рад. Пока наши дети знают и понимают русский фольклор, можно быть спокойными за молодое поколение. Дело в том, что в присказке «По щучьему велению, по моему хотению (прошению)», кроме всего прочего, сформулирован принцип преемственности и «связи времен». Такое «чистое словесное молоко» Рода очень поможет современным строителям-устроителям перейти на «твердую пищу» – усвоить язык Живой Разумной Галактики (язык синтетической, очищенной и обогащенной Астрологии – базис любого языка Эпохи Водолея) и продолжить строительство-преобразование Храма (прежде всего внутреннего) на началах Дружбы и Сотрудничества.  

Об Отце Небесном 

Солнце мое
Погоди посвети
Мне без тебя
Не будет пути
Я не боюсь
Ни грозы ни дождя
Только молю
Выйди опять
Эль Взоров

Всё мыслимое познаваемо
Максима гностиков

Доселе Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце
От Иоанна святое благовествование, гл. 16, ст. 25

И пусть Сказка сказывается
И пусть Дело делается
Но до этого
До всего
Дума думается
(Мысли мыслятся)
И Свет светится
Высоко
Эль Взоров

истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому
От Иоанна святое благовествование, гл. 1, ст. 51

Здравствуй Солнце
Отец наш Небесный
Здравствуй Солнце
Небесная Мать
Все готово
Для встречи Невесты
Свадьбу новую
Ярым играть
Эль Взоров

       Кому-то может показаться, что понятие Отца Небесного сегодня настолько очевидно и определено, что здесь нет никакой проблемы и не может возникать никаких разночтений. Ведь для любого просвещенного человека Запада астрологическая идентичность понятий Жизнедателя (Творца) и Солнца является аксиомой, равно как аксиоматична сегодня идентичность понятий Солнца и Желтого Предка на Востоке. Однако всякий согласится, что Водолейский Всеобуч пока не коснулся даже обязательного среднего образования даже в такой Водолейской стране, каковой является Россия. «Мода» же на астрологию весьма капризна и переменчива, чему свидетель 20 век.

      Необходимость уточнения сегодня понятия Отца Небесного христианами обусловлена несколькими, по меньшей мере двумя, факторами:

      1. Распространенностью христианского культа. Вот как, например, это оценивает Леонид Зданович в своей книге «Тайны великих пророков.» (М.: «РИПОЛ КЛАССИК», 2001): «Влияние Иисуса из Назарета (6 г. до н.э. – 30 г.н.э.), прозванного последователями Христом, т.е. Спасителем, на историю человечества настолько очевидно и настолько велико, что мало кого можно было бы сравнить с ним, и авторы осознают, что помещение его в середине списка библейских святых принижает его значение для человечества.

      Не вызывает сомнения, что христианство за всю историю своего существования привлекало к себе гораздо больше последователей, чем любая другая религия.

      Без сомнения, если бы не личность и не моральный подвиг этого человека, человечество не узнало бы Библии, и она так и осталась бы Торой – сборником старинных гимнов и преданий, священных для небольшого, разбросанного по миру народа.» (сс. 41-42.)

      2. Совершенно особенным местом христианства среди всех известных доныне культов вследствие прикровенной связи его с воплощением в человечестве Планетарного Логоса. Этот факт сегодня доступен для ассимиляции самым «дремучим» атеистическим сознанием. И доказывается-показывается этот факт очень просто.

      Среди прочих слов при «расставании» со своими последователями, Иисус Христос говорит следующее:

«7

Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам,

8

и Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде:

9

о грехе, что не веруют в Меня;

10

о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня;

11

о суде же, что князь мира сего осужден.

12

Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить.

13

Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам.

14

Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам.

15

Все, что имеет Отец, есть Мое; потому Я сказал, что от Моего возьмет и возвестит вам.

16

Вскоре вы не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня, ибо Я иду к Отцу. »  (От Иоанна святое благовествование, гл. 16)

      В отношении прихода Утешителя Иисус Христос свое обещание сдержал. Всех сомневающихся в этом, а также желающих проверить себя на «религиозное чутье» я отсылаю к «Розе Мира» Даниила Андреева. Здесь же приведу несколько фрагментов из «Розы Мира» для связности изложения данного вопроса:

      «Планетарный Логос – великая богорождённая монада, божественный разум нашей брамфатуры, древнейшая, самая первая из всех её монад. Её отличие от всех остальных заключается в том, что она выражает собою, как Слово выражает Говорящего, одну из ипостасей Троицы: Бога-Сына. Логос Шаданакара совершает абсолютно непостижимый для нас путь восхождения и творчества по космической лестнице, и ни одной брамфатуры, исключая демонические, нет и не может быть без такой монады. Ибо одна такая монада появляется в каждой из брамфатур на заре её и на всем протяжении становления всех её сакуал остаётся средоточием Провиденциальных сил и Божественного Духа.

      Планетарный Логос сошёл в Шаданакар, как только созданная иерархиями материальность брамфатуры стала способна вместить Его. Слой, в который он сошёл сперва, стал впоследствии Ирольном.

…

      Планетарный Логос – Великая Богорождённая монада, выразительница Бога-Сына, божественный разум нашей брамфатуры, древнейшая, самая первая из всех её монад, выразившая себя в человечестве Иисусом Христом и возглавляющая подготовку нашего мира к смене эонов. Планетарный Логос – Вождь всех сил Света в Шаданакаре.

…

      Прежде чем достичь вочеловечивания, которое бы вполне отразило Его сущность, Великий Дух исполнил подготовительный спуск, воплотившись около 7000 лет назад в Гондване. Там Он был великим учителем. Однако человечество ещё не было готово принять духовность, низливавшуюся через воплощённый Логос. Было основано лишь глубокое и чистейшее эзотерическое учение, брошены первые семена, перенесённые ветрами истории на почву других стран и культур: в Индию, Египет, Китай, Иран, Вавилонию. Воплощение Логоса в Гондване ещё не носило характера такой полноты, какая позднее проявилась в Иисусе Христе; оно было, в сущности, подготовкой.

      Народ, культура, страна, долженствовавшие стать ареной жизни Христа, определились, конечно, не сразу. Как необходимое условие нужен был чёткий монотеизм, исповедуемый не единицами, а воспринятый уже массой народа. Без этого отсутствовала бы психологическая почва, необходимая для откровения Бога-Сына. Но географические и исторические условия, определившие культурный и религиозный характер народов Индии и Китая, не дали монотеистической идее способов проникновения в сознание народных масс. И монотеистическое учение Лао-цзы, и такие же тенденции в брахманизме остались почти эзотерическими доктринами. Всё ограничивалось духовными восхищениями отдельных высоких душ и уединёнными теософскими спекуляциями. Беспримерная религиозная одарённость народов Индии обусловила восприятие ими откровения многих Великих Иерархий и создание синклита, не сравнимого ни с одним другим по своей численности. Но могучий пантеон Индии как бы заслонял собою ещё более высокую реальность Мировой Сальватэрры. Индийское религиозное сознание издавна привыкло к представлению о воплощении иерархий в облике людей и даже животных; поэтому оно не в состоянии было бы воспринять совершенную исключительность и особенность вочеловечивания Планетарного Логоса, его полную принципиальную несхожесть ни с аватарами Вишну, ни с инкарнациями каких бы то ни было других светлых сил. Буддизм, мощный своей этической стороной, избегал чёткой постановки проблемы Абсолюта. Будда, как и Махавира, считал, что в деле спасения человек должен полагаться только на самого себя. В этом заблуждении сказалась отрицательная сторона того страшного духовного опыта, который он приобрёл во время своего одинокого горения среди планетарной ночи, – опыта, который он вспомнил, став Гаутамой, но который он не смог, очевидно, осмыслить до конца. Так или иначе, буддийское учение, уклонявшееся от прямого обращения к Единому, своим широким распространением в Индии окончательно вычеркнуло эту страну из числа возможных арен воплощения Планетарного Логоса.

      В XIV веке до нашей эры была произведена первая в мировой истории попытка сделать отчётливо формулированный солнечный монотеизм всенародной религией. Это произошло в Египте, и исполинская фигура фараона-реформатора до сих пор возвышается над горизонтом минувших веков как образ одного из первых пророков в истории. Какое полное одиночество должен был испытывать этот гениальный поэт и провидец, заканчивая свой вдохновенный гимн Единому Божеству трагической жалобой: «И никто не знает Тебя, кроме сына Твоего, Эхнатона!»

      Впрочем, понимать эту жалобу с абсолютной буквальностью нельзя: был, по крайней мере, один человек, разделявший его одиночество. Роль царицы Нефертити, его жены, как вдохновительницы и участницы религиозной реформы вряд ли может быть кем-либо преувеличена. Эта изумительная женщина прошла по золотистым пескам своей страны посланницей того же Небесного Света, что и её супруг, и уже давно они оба, неразрывно связанные творчеством и божественной любовью на всех путях, достигли высочайших миров Шаданакара.

      Попытка Эхнатона претерпела, как известно, крушение. Не только основанный им культ, даже само имя реформатора было стёрто с анналов египетской историографии; историческая истина восстановлена лишь в конце XIX века усилиями европейских археологов. Вместе с крушением этого замысла и с длительным, устойчивым господством многобожия выпал из числа возможных арен воплощения Христа также и Египет.

      До ясного единобожия не смог развиться и маздеизм в Иране. Колоссальный трансмиф этой религии не был вмещён её мифом даже в малой доле. Ответственность за это падает, конечно, не на её основателей, ибо они, и в первую очередь сам Зороастр, подготовили религиозную форму, достаточно ёмкую для вмещения огромнейшего содержания. Ответственность несут уицраоры Ирана и его шрастр. Их отображение в Энрофе – империя Ахеменидов – сумела затормозить всякое духовное развитие, вызвать окостенение религиозных форм маздеизма, заглушить его мистику, окаменить этику, направить не на религию, а на себя поток эстетики, а душевную энергию сверхнарода переключить на создание великодержавной государственности. Когда эта империя, наконец, пала и Соборная Душа Ирана была на краткое время освобождена, сроки были упущены. Религия Митры, распространившаяся тогда, носит на себе отпечаток творчества слишком поспешного, откровения слишком неотчётливого. Взор Избирающего остановился, наконец, на еврействе.

      Метаисторическое исследование Библии дало бы возможность проследить, как инспирировались пророки демиургом этого народа; как искажённо, но всё-таки его голос улавливали создатели книг Иова, Соломона, Иисуса Сираха; как вначале примешивалась к этому откровению, снижая его, инспирация из Шалема, от стихиали горы Синай, духа сурового, жёсткого и упорного; и как потом книги Ветхого Завета начинают всё более омрачаться нотами гнева, ярости, воинственности, безжалостной требовательности: характерными интонациями уицраоров. Но монотеизм, как всенародная религия, был необходим, и здесь, именно здесь он был всё-таки дан; в этом историческая и метаисторическая заслуга еврейства. Важно то, что, несмотря на бесчисленные подмены, вопреки спутанности инстанций, вдохновлявших разум и творческую волю создателей Ветхого Завета, монотеистическая религия сокрушена не была и под "Я" библейских книг можно, хотя, конечно, не всегда, понимать Всевышнего.

      Насколько метаисторическое познание допускает понимание задач Христа, стоявших перед Ним в Его земной жизни, настолько их можно определить пока следующим образом. Приобщение человечества Духовной Вселенной вместо догадок о ней при помощи спекулятивной философии и одиноких предчувствий; раскрытие в человеке органов духовного воспринимания; преодоление закона взаимной борьбы за существование; разгибание железного кольца Закона кармы; упразднение в человеческом обществе закона насилия и, следовательно, государств; превращение человечества в братство; преодоление закона смерти, замена смерти материальным преображением; возведение людей на ступень богочеловечества. О, Христос не должен был умирать – не только насильственной, но и естественной смертью. После многолетней жизни в Энрофе и разрешения тех задач, ради которых Он эту жизнь принял, Его ждала трансформа, а не смерть – преображение всего существа Его и переход Его в Олирну на глазах мира. Будучи завершённой, миссия Христа вызвала бы то, что через два-три столетия на земле вместо государств с их войнами и кровавыми вакханалиями установилась бы идеальная Церковь-Братство. Число жертв, сумма страданий и сроки восхождения человечества сократились бы неизмеримо.

      Основанию Христом Церкви в Энрофе предшествовало низлияние сил Приснодевы-Матери, другой ипостаси Троицы, в высшие миры Шаданакара. Это низлияние не носило характера личного, не заключалось в нисхождении какой-либо богорождённой монады. Не было это низлияние Женственности и первым по времени. Первое низлияние Женственности за период существования нашего человечества имело место на четырнадцать или двенадцать веков ранее, и отголоски интуитивного понимания этого факта можно найти в некоторых мифах, где он, впрочем, нерасчленимо сливается с преданиями о жертвенных нисхождениях соборных душ сверхнародов в тёмные слои, как это мы видим, например, в Вавилонии. Но два раза именно в Вавилонии, и второй раз именно в эпоху первого низлияния Женственности принимала воплощение в человеческом облике та светлейшая из богосотворённых монад, которой впоследствии предстояло стать Матерью Планетарного Логоса на земле. Её жизненный путь в тот раз не вывел Её из пределов небольшого города в Сеннааре; Она была там великой праведницей и претерпела казнь. В момент Её смерти Мировая Женственность просветлила всё Её существо, и это предопределило то, что Она впоследствии стала Богоматерью. Ещё же раньше, до Вавилонии, Она жила в Атлантиде, где была простою прекрасной женщиной, матерью многих детей, а до Атлантиды, на самой заре человеческой цивилизации – в маленьком городке Центральной Америки. Городок этот совершенно забыт, и его бедные останки никогда не будут извлечены из-под тропических зарослей Гондураса или Гватемалы. Раньше, в эпоху первобытных обществ, монада грядущей Богоматери в человеческом облике не рождалась.

      Второе низлияние сил Мировой Женственности в Шаданакар вызвало, как эхо, в Энрофе как бы смягчение душевной каменности в существе многих людей: без этого образование Церкви на земле Иисусом Христом было бы вообще невозможно. Христианские церкви в том прерванном, незавершённом виде, в каком они знакомы нам по истории, суть бледные, зачаточные, ограниченные и искажённые отображения Церкви Шаданакара, пребывающей в наивысших слоях.

      В возрасте от четырнадцати до тридцати лет Иисус находился в Иране и Индии, где Он прошёл сквозь наиболее глубокую мудрость, достигнутую тогда человечеством, и оставил её далеко за Собою.

      Почему Иисус не облёк в письменную форму изложение Своего учения? Почему предпочёл доверить эту задачу Своим ученикам? Ведь, даже будучи боговдохновляемыми, евангелисты оставались людьми, а великий враг не дремал, и даже на книгах Нового Завета явственно различается местами его искажающее прикосновение. Но Христос не мог изложить Своего учения в книге потому, что учением были не только слова Его, но вся Его жизнь. Учением было непорочное зачатие и Его рождение в тихую вифлеемскую ночь, озарённую пением Ангелов; Его беседа с Гагтунгром в пустыне и Его странствия по галилейским дорогам; Его нищета и Его любовь, исцеления больных и воскрешения мёртвых, хождение по водам и преображение на горе Фавор; Его мученичество и воскресение. Такое учение могло быть изложено, хотя бы с пробелами и ошибками, только живыми свидетелями этого божественного жизненного пути. Но в пробелы вкрался исконный враг; проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, он сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи, снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова, которых Спаситель мира не мог произнести. У нас ещё нет способов отслоить в Евангелии подлинное от ошибочного, нет точных критериев, нет очевидных доказательств. Каждому, читающему Новый Завет, следует помнить лишь, что учение Христа – это вся Его жизнь, а не слова только; в словах же, Ему приписываемых, истинно всё, что согласно с духом любви, ошибочно всё, отмеченное духом грозным и беспощадным…

      Трудно сказать, с какого момента земной жизни Иисуса в душе Его возникла тревога, сомнение в исполнимости Его миссии во всей её полноте. Но в последний период Его проповеднической деятельности всё отчётливее сквозит в Его словах – насколько мы знаем их по Евангелию – готовность к тому, что господин тёмных сил может оказаться временным, частичным победителем. Действительно, видимой формой такой частичной победы явились предательство Иуды и Голгофа.

      Субъективный мотив предательства Иуды заключался в том, что Христос Своим вочеловечением разрушил в душе Иуды еврейскую мечту о Мессии как о национальном царе, владыке мира. Эта мечта горячо пылала в сердце Иуды всю его жизнь до самого дня его встречи с Иисусом, и её крушение было для него великой трагедией. В божественности Иисуса он не испытывал ни малейшего сомнения, и предательство явилось актом смертельной ненависти, отчётливо осознанным богоубийством. Тридцать сребреников, вообще мотив жадности был лишь наскоро предпринятой маскировкой: не мог же он обнажать перед людьми истинных мотивов своего преступления! Именно характер этих истинных мотивов вызвал такую беспримерно тяжёлую форму кармического возмездия, какою было его ниспадение в Журщ.

      Отсюда ясно, какое необъятное значение имели события, развернувшиеся в Иерусалиме после торжественного вступления Иисуса Христа в этот город. К этому моменту Планетарный Логос ещё не мог подготовить Своё воплощение к трансформе; Голгофа обрекала Его на мучительную человеческую смерть. Избегнуть казни Он не хотел, хотя и мог: это было бы отступлением, да и всё равно Гагтунгр умертвил бы Его несколько позже. Но после смерти для Него оказалась возможной трансформа иного рода: воскресение. А между этими двумя актами совершилось то потрясшее Шаданакар нисхождение Его в миры Возмездия и раскрытие вечно замкнутых врат этих миров, которое воистину стяжало Иисусу имя Спасителя. Он прошёл сквозь все слои магм и ядра; непреодолимым оказался только порог Суфэтха. Все остальные пороги были сдвинуты, запоры сорваны, страдальцы подняты – одни в миры Просветления, другие в шрастры, третьи в верхние слои Возмездия, начавшие преобразовываться из вечных страдалищ во временные чистилища. Так было положено начало великому, позднее всё возраставшему смягчению Закона кармы.

      Физическое тело Спасителя, покоившееся во гробе, просветлилось и, будучи возвращено к жизни, вступило в иной, более высокий слой трёхмерной материальности – в Олирну. Те свойства плоти Его, которые были замечены апостолами между Его воскресением и вознесением – способность прохождения сквозь предметы нашего слоя и, вместе с тем, способность принимать пищу, способность необычайно быстрого преодоления пространства, – объясняются именно этим. Та же новая, вторая, трансформа, которая описана в Евангелии как вознесение, была не чем иным, как переходом Спасителя из Олирны ещё выше, в следующий слой из числа тогда существовавших. Спустя некоторое время Он провёл через трансформу Богоматерь Марию, а ещё несколькими десятилетиями позднее – апостола Иоанна. Впоследствии совершались трансформы и некоторых других великих человеческих душ.

      Постепенно восходя от силы к силе, уже девятнадцать веков возглавляет Воскресший борьбу всех светлых начал Шаданакара против демонических начал. В первые века христианства были созданы новые просветляющие слои – Файр, Нэртис, Готимна, потом Уснорм, и движение многих миллионов просветляемых через эту сакуалу было убыстрено. Через христианские церкви низливался могучий поток духовности, истончая и просветляя всё больше человеческих душ; возникли и расцвели блистающие затомисы христианских метакультур с их многолюдными, всё светлее и светлее становившимися синклитами. Грандиознейший процесс превращения страдалищ в чистилища к нашему времени достиг едва ли половины своего пути; ждёт преобразования сакуала магм, а самые чистилища должны постепенно измениться ещё более. Элемент возмездия из них будет устранён совсем; для душ с отягчённым эфирным телом его заменит такая духовная помощь им со стороны синклитов, которую можно уподобить не наказанию, а только врачеванию.

      За эти века Богоматерь Мария исполнила Своё восхождение из мира в мир. Помощница всех страждущих, особенно всех мучающихся в преисподних, всеобщая Заступница и великая Печальница за всех и за вся, Она, так же как Её Сын, пребывает в Мировой Сальватэрре, принимая для нисхождения в другие слои светозарно-эфирное облачение. Спаситель, пребывающий, как Планетарный Логос, во внутреннем чертоге Сальватэрры, уже много столетий обладает властью облекаться в создаваемые Им светоносно-эфирные тела: таким Он нисходит в затомисы, общаясь там с синклитами метакультур. Его мощь возросла неизмеримо; однако смысл процессов, совершавшихся в эти два тысячелетия в наивысших мирах Шаданакара, мы воспринять сейчас ещё не в состоянии, хотя с точки зрения метаистории в них заключается, очевидно, самое главное.

      Но если потусторонняя борьба Иисуса Христа с демоническими силами ознаменовалась рядом мировых побед, то недовершённость Его миссии в Энрофе сказалась в неисчерпаемом множестве трагических следствий.

      Самоё учение оказалось искажённым, перепутанным с элементами Ветхого Завета – как раз теми элементами, которые преодолевались жизнью Христа, а если бы эта жизнь не оказалась оборвана, были бы преодолены окончательно. Основная особенность этих элементов – привнесение в образ Бога черт грозного, безжалостного судьи, даже мстителя, и приписывание именно Ему бесчеловечных законов природы и нравственного возмездия. Эта древняя подмена служит немалым тормозом на восходящем пути души: спутанность в сознании божественного с демоническим заставляет свыкнуться с идеей оправданности, предвечности и неизменности тех самых законов, ответственность за которые несёт Гагтунгр и которые должны быть облегчены, одухотворены, изменены в корне. Такое снижение уровня этического понимания естественно ведёт к сосредоточению внимания на своём личном спасении, а импульс социального сострадания и активное стремление к просветлению мира оказываются в параличе.

      Недовершённость миссии Христа сказывается и в том, что материальное начало в природе и плотское в человеке не дождались предназначенного им просветления во всеобщих масштабах, а не в одном только естестве Самого Христа. И, оставшись непросветлёнными, они были выброшены христианскою церковью за пределы того, что обнималось ею, что ею принималось и благословлялось. Таинства крещения и причащения отрезали неофита от языческого оправдания самодовлеющего плотского начала; никакого же иного осмысления, высшего, не давалось. Эта аскетическая тенденция христианства, едва смягчённая компромиссным институтом таинства бракосочетания, эта поляризация понятий «духа» и «плоти», которую влекло за собой христианство во всех охваченных им культурах и которая привела в конце концов к безрелигиозной эре цивилизации, – всё это не было простой случайностью или хотя бы явлением только одного исторического плана. Напротив, в этом отразилась особенность, свойственная христианству в его метаисторической судьбе, – особенность, предопределённая именно оборванностью миссии Христа в Энрофе.

      Главное же, в Энрофе вообще не совершилось коренного сдвига. Законы остались законами, инстинкты – инстинктами, страсти – страстями, болезни – болезнями, смерть – смертью, государства – государствами, войны – войнами, тирании – тираниями. Образование церкви в человечестве, обременённом прежней самостью и не ограждённом от тёмных инспираций, не могло вызвать того стремительного прогресса – духовного и нравственного, который совершился бы, если бы Гагтунгр не оборвал жизнь Христа. Поэтому девятнадцать веков человечество двигалось по изломанному, зигзагообразному, неравномерному и односторонне суженному пути: он – равнодействующая между работой Провиденциальных начал и яростным воздействием Гагтунгра.

      Половинчатый характер победы великого демона поверг его в длительное состояние, которое ни с каким человеческим, кроме предельной ярости, сравнить невозможно. Это неистовое бушевание доносилось и в Энроф, порождая небывалые волнения на поверхности всемирной истории. Ряд тиранов-чудовищ на престоле Римской империи, которым ознаменовался I век новой эры, их злодеяния, не сравнимые ни с чем, бывшим до или после них, их неподдающаяся рациональному толкованию кровожадность, гордыня, бешенство, их нечеловеческая изобретательность в области придумывания новых способов мучительства, уродливая искажённость их творческого импульса, побуждавшая их воздвигать сооружения, неслыханные по своей грандиозности, но либо потакавшие самым низменным инстинктам масс, как Колизей, либо совершенно бессмысленные, как абсурдные начинания Калигулы, – всё это отголоски неистовства того, кто увидал, что извечный враг его хотя и задержан на Своём пути, но стал могущественнее и теперь будет возрастать от славы к славе.

      Уже за несколько веков до Христа Гагтунгром было найдено внушительное оружие: удалось воплотить в соответствующих слоях некие огромные по масштабу демонические существа и начать в Вавилоно-Ассирии и Карфагене первую династию уицраоров. Один из её отпрысков, уицраор еврейства, добросовестно помог своему господину в его борьбе с Христом во время жизни Спасителя в Энрофе: без этого уицраора вряд ли оказалось бы возможным захватить полностью волю Иуды Искариота и многих пастырей еврейства, воображавших, что преследованием и казнью Христа они защищают интересы своего народа. Но и помимо этого, «Умный дух» хорошо понимал, что создание двух, трёх, нескольких хищных существ одного плана, одного слоя приведёт, по закону борьбы за существование, к победе сильнейшего из них, пока сильнейший из сильнейших не распространит в будущем на все шрастры власть свою, а на весь земной Энроф – власть своих человекоорудий. Так будет подготовлено всё для абсолютной тирании. Именно в осуществление этой мысли были созданы династии уицраоров также в Иране и Риме, и римская оказалась сильнее других.

      Похоже на то, что в I веке, уже после воскресения Христа, главная надежда Гагтунгра возлагалась именно на Форсуфа – уицраора Римской мировой державы. Более того: кажется, что даже силы синклитов тогда не обладали уверенностью в том, что бешенство Гагтунгра, удваивавшее его силы, не приведёт в близком будущем к явлению антихриста и не сократит сроков первого эона, умножив тем самым число духовных жертв до непредставимых размеров, а задачи второго эона усложнив до крайности. Этой тревогой объясняется та апокалиптическая, правильнее сказать эсхатологическая, настроенность, то ожидание конца мира в недалёкие дни, которое охватило христианские общины и еврейство в первые десятилетия после воскресения Христа. К счастью, эти опасения не оправдались: сил Гагтунгра в ту пору хватило лишь на фантастически нелепые кровавые безумства кесарей да на попытки истребить христианскую церковь физически. Однако уже в середине I века намечается и другая линия в деятельности Гагтунгра. Пользуясь тем, что миссия Христа в Энрофе осталась недовершённой и поэтому основанная Им церковь, вместо всемирного апофеоза, едва теплится в виде нескольких маленьких общин под грузными пластами государственных институтов, созданных уицраорами, и под косными толщами инвольтированных ими психологий, – силы Гагтунгра начинают вмешиваться в жизнь самой церкви. Выдвигается высокоодарённая и глубоко искренняя в своём порывании к Христу волевая личность, в которой еврейская навязчивость и агрессивная еврейская суровость сочетаются с рассудочно-правовым сознанием римского гражданина. Этот человек был носителем некоей миссии, безусловно светлой, но указанные личные и наследственные черты его извратили понимание этой миссии им самим. Вместо продолжения Христова дела, вместо укрепления и высветления церкви духом любви, и только одним этим духом, тринадцатый апостол развёртывает громадную, широчайшую организационную деятельность, цементируя разрозненные общины строгими уставами, неукоснительным единоначалием и даже страхом, так как опасность быть выброшенным, в случае ослушания, из лона церкви порождала именно духовный страх. То обстоятельство, что апостол Павел никогда не встречал Иисуса Христа при Его жизни и был, следовательно, лишён всего того благодатного, что исходило непосредственно от Иисуса, – это обстоятельство не менее многозначительно, чем и другое: то, что Павел не испытал, как остальные апостолы, схождения Святого Духа. И однако остальные апостолы как бы отодвигаются на второй план, каждый из них сужает свою деятельность до локальных задач, до создавания христианских общин в той или другой стране, а лишённый благодати Павел постепенно оказывается центральной фигурой, возвышающейся надо всеми общинами, все их объединяющей и всем им диктующей то, что ему кажется продолжением Христова дела.

      Это, быть может, первое явственное проявление решимости Гагтунгра в корне изменить демонический план. К концу I века внезапно меняется обстановка и вся атмосфера на верхах римской государственности. Последний изверг на престоле, Домициан, падает жертвой заговорщиков. Эра кесарских безумств резко прерывается. Дальше на протяжении целого столетия сменяются на престоле вполне достойные монархи. Они, конечно, выполняют то, к чему обязывает их логика власти, то есть воля уицраора Форсуфа, стараются укрепить ту государственную систему, которая обеспечивала уицраору такой неисчерпаемый приток красной питательной росы (она называется шавва), но не видно уже ни прежних воспалённых мечтаний о всемирном единодержавии, ни бредовых строительных замыслов, ни «живых факелов», то есть облитых смолой и подожжённых христиан, которыми озарял свои оргии Нерон. Государственная жизнь входит в более или менее нормальное русло. Другими словами, Форсуф заботится о продлении своего существования, но стремлений ко всемирной власти ему более не внушается. Ось высшего демонического плана изменилась. Идея довести Римскую империю до стадии планетарного владычества – отброшена. Во главу угла кладётся другая: захватить христианскую церковь изнутри.

      При всех искажениях, вызванных в христианстве духовной ограниченностью человеческих тысяч, его создававших, христианская церковь (а позднее – церкви) являла собой устье могучего духовного потока, низливавшегося с планетарных высот. В глазах «Умного духа» церковь стала фактором первостепенной важности и для захвата её изнутри были использованы все средства. Семитическая религиозная исключительность, греческий духовный сепаратизм, римская безжалостность и жажда политической гегемонии во что бы то ни стало – всё было привлечено на помощь во втором, третьем, четвёртом, пятом веках христианской эры. Для достижения основной цели этого было, конечно, мало, но отвлечь церковь от её прямых задач, замутить её духом ненависти, увлечь её в океан политических волнений, подменить непреходящие духовные цели злободневно-житейскими, подчинить восточную её половину власти императоров, а западную – идеям ложно понятой теократии удалось вполне. Церковь становится миродержавной силой – тем хуже для неё! Человечество ещё далеко от той нравственной высоты, на которой возможно сочетать миродержавное водительство с этической незапятнанностью…

      Моя неосведомлённость мешает мне – не говорю уж, нарисовать панораму девятнадцативековой борьбы Гагтунгра с силами Воскресшего, – но даже наметить хотя бы главные её этапы. Более или менее ясны для меня только отдельные, очень немногие её звенья.

      Так, например, уясняется мало-помалу метаисторическое значение личности и деятельности Мухаммеда. Стоя на точке зрения какой-либо ортодоксии, мусульманской или христианской, сравнительно легко дать ту или иную, положительную или отрицательную оценку этой деятельности. Но, стремясь сохранить объективность, неизбежно наталкиваешься на такие соображения и доводы, противоречивость которых не позволяет вынести окончательного суждения. Казалось бы, не подлежат сомнению ни религиозная гениальность Мухаммеда, ни его искренность, ни его вдохновлённость высокими идеалами, ни та особая огненная убедительность его проповеди, которая заставляет признать в нём подлинного пророка, то есть вестника мира горнего. С другой стороны, непонятно, в чём же, собственно, можно усмотреть прогрессивность его учения сравнительно с христианством; если же такой прогрессивности в его учении не заключено, то зачем оно было нужно человечеству? Отношение к Мухаммеду как к пророку ложному тоже не помогает уяснению дела, так как остаётся совершенно непонятно, каким образом религиозное лжеучение смогло всё-таки сделаться неким каналом, по которому духовность изливается в толщу многочисленных народов, пламенным поклонением Единому Богу поднимая ввысь миллионы и миллионы душ.

      Метаисторическое познание даёт на эти вопросы неожиданный ответ, одинаково неприемлемый, к сожалению, ни для христианской, ни для мусульманской ортодоксии. Дело в том, что правильный ответ может быть нами найден, только если мы убедимся, что Мухаммед явился в тот исторический момент, когда Гагтунгром было уже подготовлено появление на исторической арене подлинного лжепророка. То была фигура огромного масштаба, и столь же огромна была бы духовная опасность, в лице этого существа нависшая над человечеством. Лжепророк должен был оторвать от христианства ряд окраинных народов, воспринявших эту религию поверхностно, увлечь за собой ряд других наций, к христианству ещё не примкнувших, а в самом христианстве возбудить сильнейшее движение прямой демонической направленности. Несовершенство христианской церкви было почвой, на которой подобное ядовитое семя могло бы дать богатейший плод, завершившись водворением у кормила духовной и государственной власти группы явных и тайных приверженцев Гагтунгра.

      Пророк Мухаммед был носителем высокой миссии. Смысл её сводился к тому, чтобы, вовлекая в движение молодой и чистый арабский народ, едва-едва прикоснувшийся к христианству, вызвать его силами в христианской церкви пламенное движение в сторону религиозной реформации, в сторону очищения христианства от крайностей аскетизма, с одной стороны, от подчинённости церкви государственным властям – с другой, от теократического единовластия, которого уже добивалось папство, – с третьей. Но Мухаммед был не только религиозным проповедником, он был гениальным поэтом, даже больше поэтом, чем вестником мира горнего: он был одним из величайших поэтов всех времён. Эта поэтическая гениальность, в сочетании с некоторыми другими свойствами его натуры, увлекала его в сторону от неукоснительного прямого религиозного пути. Струя могучего поэтического воображения вторглась в русло его религиозного творчества, искажая и замутняя то откровение, которое было ему дано. Вместо реформы христианства Мухаммед позволил себя увлечь идеей создания новой, чистейшей религии. Он и создал религию. Но так как откровения достаточного для того, чтобы сказать воистину новое слово после Христа, у него не было, то созданная им религия оказалась не прогрессивной, сравнительно с учением Христа, а регрессивной, хотя и не ложной, и не демонической. Эта религия действительно вовлекла в свой поток те народы, которые без Мухаммеда стали бы добычей того, кого подготавливал Гагтунгр. Поэтому окончательная оценка роли Мухаммеда не может быть ни полностью отрицательной, ни полностью положительной. Да, это был пророк, и религия, им созданная, – одна из великих религий правой руки; да, появление этой религии уберегло человечество от больших духовных катастроф. Но, отрицая многие основные идеи христианства, эта религия регрессировала к упрощённому монотеизму; она, в сущности, не даёт ничего нового, и теперь понятно, почему в числе Великих Трансмифов, в числе пяти хрустальных пирамид, блистающих на высотах Шаданакара, нет трансмифа ислама.

      Здесь я укажу ещё лишь на одну линию демонического плана, без знания которой нельзя понять дальнейшего и которая должна превратиться в своё время – и в истории, и в метаистории, – если можно так сказать, в основную магистраль.

      Говоря о том, что никакой демон, сколь масштабно-грандиозен он ни был бы, не в состоянии породить ни одной монады, я надеялся, что на это обстоятельство будет обращено должное внимание. После вочеловечения Планетарного Логоса решающей ареной борьбы сделалось человечество, и в демоническом разуме выкристаллизовалась мечта: создать, пусть медленно, такое человекоорудие, которое в силах было бы осуществить в историческом плане абсолютную тиранию и превращение населения земли в дьяволочеловечество. Опять проявилась творческая скудость демонических начал: ничего самостоятельного измыслить не удавалось; можно было только отдаться законам мышления «по противоположности» и рисовать себе картины, зеркально-искажённо противопоставляемые силам и путям Провидения. Космосу противопоставлялся антикосмос, Логосу – принцип формы, Богочеловечеству – дьяволочеловечество, Христу – антихрист.

      Антихрист! Введением этого понятия в круг настоящей концепции я отпугну больше читающих, чем, может быть, отпугнул всем рядом предшествующих глав. Понятие это дискредитировано многократно: и плоским, мелким, вульгаризированным содержанием, влагавшимся в него, и злоупотреблениями тех, кто своих политических врагов провозглашал слугой антихриста, и неоправдавшимися прорицаниями тех, кто в чертах давно промчавшихся исторических эпох уже усматривал черты наступающего антихристова царства. Но если бы введением этого воскрешаемого понятия я отпугнул в десять раз больше человек, чем отпугну – всё равно понятие антихриста сюда введено, крепчайшими нитями со всей концепцией связано и не будет из неё устранено до тех пор, пока она сама существует.

      Так как Гагтунгр не в состоянии творить монад, а демонические монады быть воплощёнными в человечестве не могут, то ему оставалось воспользоваться для своего замысла одной из монад человеческих. Какую тёмную миссию ни осуществлял бы человек, какой страшный след ни оставил бы он в истории, всё это тёмное исходит не от его монады, а от его шельта. Демонизироваться может только шельт, но не человеческая монада. В тех редчайших случаях, как с родоначальником царства игв или с Клингзором, когда личность, достигнув предельно ясного сознания, совершает богоотступничество, совершает его не монада, а только шельт. При этом совершается нечто воистину жуткое: отказ от собственной монады именно потому, что она не может санкционировать богоотступничества, и полное вручение себя – то есть шельта и всех его материальных облачений – воле и власти Гагтунгра. Связь между монадой и шельтом прерывается. Монада удаляется из Шаданакара, чтобы начать свой путь сызнова где-то в иных брамфатурах, а шельт или отдается какой-либо демонической монаде, по каким-нибудь причинам ещё не имеющей шельта, или становится непосредственным орудием Гагтунгра, причём отсутствие монады восполняется отчасти воздействием его собственного духа. В обоих случаях шельт демонизируется окончательно, то есть происходит постепенное перерождение его материальной субстанции: сиайра – материальность, созданная светлыми силами брамфатуры, заменяется так называемой аггой – материальностью демонического происхождения; то же происходит и с астральным телом. (Структурно агга отличается от сиайры тем, что она лишена микробрамфатур, а составляющие её элементарные частицы – не одушевлённые и даже частично разумные существа, как в сиайре, но мёртвые неделимые материальные единицы. Агга состоит всего только из одиннадцати типов таких тёмных антиатомов, представляя собой бесчисленное множество их комбинаций.) – Естественно, что существа с подобными демонизированными шельтами и астралами не могут более рождаться ни в каких слоях, кроме демонических. Таким образом, возможность инкарнации в человечестве для них оказывается исключённой.

      А так как замысел создать антихриста имел в виду именно воплощение его в человечестве, то Гагтунгру оставалось одно: захватить одну из человеческих монад, оборвать с неё все одевающие её покровы сиайры, то есть шельт, астрал и эфир, и постепенным трудом создать для неё другие покровы из агги. Уничтожение её прежнего, светлого шельта не находилось во власти Гагтунгра, но, лишённый монады, как бы духовно обезглавленный, он мог бы пребывать в состоянии неограниченно долгой духовной летаргии где-то в своеобразном трансфизическом склепе, в закоулках Гашшарвы. Похищение монады требовало неимоверных усилий и длительной подготовки. Оно удалось только в IV веке нашей эры, когда Гагтунгр сумел вырвать из Ирольна одну человеческую монаду, в прошлом проходившую некогда через инкарнацию ещё в человечестве титанов, а теперь связанную с шельтом, едва успевшим закончить путь по Энрофу в облике одного из императоров Рима. Но единственность подобного существа вызывала у Противобога опасение, что непредугаданное вмешательство Промысла сорвёт демонический план. И в дальнейшем было похищено ещё несколько монад – своего рода «резерв», или, если можно так выразиться, кандидаты в антихристы. В исторической перспективе между ними вырисовывались жесточайшие схватки, победа сильнейшего, удачнейшего, и сосредоточение демонической работы именно над ним.

      Шельты, у которых были похищены их монады, действительно лишились возможности рождаться где бы то ни было. Как бы замурованными в глубине Гашшарвы они остаются и по сей день. А похищенные монады, отягчённые материальными покровами из агги, как бы связанные по рукам и непосредственно направляемые Гагтунгром, двинулись по пути демонического совершенствования, от века к веку воплощаясь в человечестве.

      Вскоре одна из них, а именно бывшая монада императора, стала опережать других. От инкарнации к инкарнации вёл её похититель, преодолевая её сопротивление и добившись под конец почти полного угасания её светлой воли. Во время воплощения этого поразительного существа уже в XV веке оказалось, что монада как автономная сила окончательно парализована, а созданные для неё материальные покровы всё лучше выполняют веления демонической инспирации. Хотя от осуществления всех возможностей, в них заложенных, они ещё очень далеки. Инкарнация эта пришлась на кульминационный момент метаисторической борьбы Романо-католической метакультуры. Оно было связано с одной из наиболее очевидных, драматических и жутких попыток Гагтунгра захватить церковь изнутри – попыткой, которая остаётся до сих пор исторически последней. Я уже упоминал в другом месте, что за тем крайним течением в католицизме, которым был омрачён конец средних веков и которое нашло своё наиболее законченное выражение в институте инквизиции, стояло одно из кошмарнейших исчадий Гагтунгра, а борьба против него сил Света закончилась победой только в XVIII столетии. Что же касается дьявольского человекоорудия, то оно появилось на исторической сцене раньше, внешне приобретя облик активного борца за всемирную теократию. В русской художественной литературе есть поразительное творение, автор которого, без сомнения, не мог не обладать духовным знанием об этом событии, хотя знание это не стало полностью достоянием его дневного, бодрствующего "я". Я имею в виду «Легенду о Великом Инквизиторе». Тот, кто должен стать антихристом в недалёкие теперь уже времена, был, можно сказать, схвачен за руку Достоевским на одном из важнейших этапов своего предсуществования. Правда, эта историческая личность не оставила по себе громкого имени: оно известно теперь лишь специалистам-медиевистам, как имя одного из довольно заметных тогда деятелей испанской инквизиции. Примерно тогда же стала уясняться Гагтунгру неудача его общей попытки обратить исторический католицизм в своего слугу, да и вообще невозможность объединения всего мира на основе римской космополитической иерократии. Без объединения человечества абсолютная тирания была неосуществима, но для этого объединения, на какой бы то ни было основе, не имелось ещё множества необходимых предпосылок.

      Я в других местах остановлюсь на некоторых важнейших метаисторических коллизиях, имевших место в течение последних веков. Как и предвидел Иисус Христос, этот ход развития привёл к близости теперь уже решительного сражения, неизбежного в силу исконной агрессивности демонического начала и его стремления к универсальной тирании.

      Всемирная мощь Того, Кто был Иисусом Христом, возросла за эти века неизмеримо. Если бы Он опять явился в Энрофе теперь, перед чудесами, которые Он мог бы совершить, померкли бы все чудеса Евангелия, все чудеса индийских и арабских легенд. Но это пока не нужно. До Его второго пришествия осталось ещё два или три столетия, и за это время Он сможет достичь такой мощи, чтобы совершить величайший акт истории и метаистории – смену эонов. Смена эонов будет качественным изменением материальности человечества, рождением всех синклитов метакультур в просветлённых физических телах здесь, в Энрофе, вступлением тех, из кого будет состоять дьяволочеловечество, на длительный искупительный путь в иных слоях, и наступление в Энрофе того, что в Священном Предании называется тысячелетним царством праведных. Акт второго пришествия должен совершиться одновременно во множестве точек земного Энрофа, чтобы ни одного существа не осталось Его не видящим и не слышащим. Другими словами, Планетарный Логос должен достичь таких невообразимых сил, чтобы явиться одновременно во стольких обликах, сколько будет тогда в Энрофе воспринимающих сознаний. Эти эфирно-физические облики, однако, останутся лишь кратковременными выражениями Его единственного Образа, и с Ним сольются они для постоянного пребывания в просветлённом Энрофе. Именно об этом говорит пророчество Христа о Его втором пришествии, которое будет как молния, блистающая от востока до запада, дабы все народы и страны земли увидели Грядущего на облаках небесных.»

      Цитата, конечно, получилась длинновата, но, это с «допуском» «для ленивых». Насущность решения проблемы идентификации Отца Небесного христиан обозначена, по-моему, в достаточной степени.

      Займемся самой идентификацией. Если кто-то решит сделать это самостоятельно, тем более только на основе текстов Нового Завета, хочу сразу же предупредить о практической безнадежности такого предприятия. Для иллюстрации этой мысли сошлюсь на личный опыт человека, большую часть своей сознательной жизни посвятившего исследованию Библии и через это «уверовавшего», кандидата технических наук, автора Библейского Словаря Владимира Петровича Вихлянцева [тел. (095) 450-2527, e-mail:   vp@dialup.ptt.ru или  vp_35@hotmail.com , июнь, 2000]. Его Библейский Словарь содержит 4646 слов. Посмотрим, достаточно ли этого самого полного на сегодня Библейского Словаря для идентификации Отца Небесного христиан. Вот что мы находим: «От`ец – Отец Небесный, Отец Господа нашего Иисуса Христа и Отец всех верующих в Иисуса Христа. Господь Иисус Христос во время Своего земного служения постоянно обращался к Отцу, называя Его Своим (Мф 11.25; Лк 22.42; 23.34; Ин 11.41; 17.1) и никогда не называл Его «нашим» (совместно с учениками), но ученикам велел обращаться к Нему, как к «Отцу вашему» (Мф 6.32; Ин 20.17).» Надеюсь, всякому понятно, что это – обозначение понятия, а не его определение. «Солнце» же в этом «самом полном на сегодня Библейском Словаре» вообще отсутствует, хотя в Библии это слово встречается. Например: «…да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.» (Мф 5.45), «И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится…» (Лк 21.25) и др.

      Правильной идентификации Отца Небесного христиан нам поможет только более широкий взгляд на культ христианства в череде взаимопреемственности и взаимообогащаемости до- и после- (возникновения) христианских культов.

      Вот иллюстрации «до» из книги Мэнли П. Холла «Энциклопедическое изложение Масонской, Герметической, Каббалистической и Розенкрейцеровской Символической Философии. (Интерпретация Секретных учений, скрытых за ритуалами, аллегориями и мистериями всех времен.)» – Новосибирск: «Наука». Сибирская издательская фирма РАН, 1997. – 3-е изд. Испр. – 794 с. (Глава «Солнце, универсальное божество», сс.153-168):

      «Поклонение солнцу было одной из самых ранних и наиболее естественной формой религиозного проявления. Сложные современные теологии являются просто разработкой этой народной веры. Примитивный ум, осознав благодетельную силу солнечного шара, поклонялся ему как Высшему Божеству. Касаясь истоков поклонения солнцу, Альберт Пайк делает следующее точное утверждение в своей книге «Мораль и догма»: «Для них (аборигенов) оно (солнце) было внутренним огнем тел, огнем Природы. Творец Жизни, тепла и возгорания, оно было для них причиной всего рожденного, потому что без него не было бы движения, существования и формы. Оно было для них необъятным, неделимым, вечным и вездесущим. Оно было их потребностью в свете, и его творческая энергия чувствовалась всеми людьми. Ничего не было более страшного, чем его отсутствие. Его благодетельное влияние приводило к отождествлению его с Принципом Добра; Брахма в Индии, Митра у персов, Атом, Амун, Фта и Осирис у египтян, Бел у халдеев, Адонай у финикийцев, Адонис и Аполлон у греков стали персонификацией Солнца, порождающим Принципом, образом того плодородия, которое оживляет и омолаживает мир».

      У всех народов античности алтари, могилы и храмы посвящались дневному светилу. Все еще существуют эти священные руины: пирамиды в Юкатане и Египте, змеевидные могильные холмы американских индейцев, зиккураты Вавилона и Халдеи, круглые башни Ирландии, массивные кольца гигантских камней в Британии и Нормандии. Вавилонская башня, которая, согласно Священному Писанию, была построена человеком, чтобы достать до Бога, вероятно, была астрономической обсерваторией.

      Много ранних жрецов и пророков, как языческих, так и христианских, были сведущи в астрономии и астрологии. Их писания становятся более понятными, если их читать в свете этих древних наук. С ростом человеческого знания о движении небесных тел в религиозные системы были введены астрономические принципы. В ранг богов были возведены планетарные троны; небесные тела были названы соответствующими именами. Неподвижные звезды были разделены на созвездия, и через эти созвездия и проходили солнце и планеты, сопровождаемые своими спутниками. (с.155)

      Солнце как высшее среди небесных тел, видимых для астрономов античности, было высшим и среди богов и стало символом высшей власти Самого Творца. Из глубокого философского осмысления сил и принципов солнца пришла концепция Троицы, как она понимается сегодня. Доктрина триединого Божества присуща отнюдь не только христианской или Моисеевой теологии, но образует заметную часть догм великих религий как древнего, так и современного мира. У персов, индусов, вавилонян и египтян были свои Троицы. В каждом случае они представляли тройную форму одного Верховного Разума. В современном Масонстве Божество символизируется равносторонним треугольником, три стороны которого представляют первичные проявления Вечного, скрытое пламя, называемое евреями Июд. Якоб Беме, тевтонский мистик, называет Троицу Тремя Свидетелями, посредством которых Невидимое становится известной видимой осязаемой вселенной. (сс.155-156)

      Орнаменты золотом, используемые жречеством в различных религиях, опять-таки есть тонкое указание на солнечную энергию, то же относится к царским коронам. В древние времена острия короны расходились наружу, подобно солнечным лучам, а в нынешнее время острия либо совсем убраны, либо загнуты внутрь, и в точке их встречи помещен шар или крест. Многие древние пророки, философы и знать носили скипетр, верхний конец которого заканчивался шаром, испускающим лучи. Все царства на земле были копиями царств Небесных, которые, в свою очередь, лучше всего символизировались солнечным царством, где солнце правит, планеты образуют его совет, а все обитатели Природы являются подданными его царства.

      Многие божества были ассоциированы с солнцем. Греки верили, что Аполлон, Вакх, Дионис, Сабазис, Геркулес, Ясон, Улисс, Зевс, Уран и Вулкан разделяют либо видимые, либо невидимые атрибуты солнца. Норвежцы считали Бальдера Прекрасного солнечным божеством, а Один часто ассоциировался с небесным шаром, особенно из-за своего одного глаза. У египтян Осирис, Ра, Анубис, Гермес и даже таинственный Аммон имеют сходство с солнечным диском. Исида была матерью солнца, и даже Тифон, Разрушитель, принимал форму солнечной энергии. Египетский солнечный миф концентрируется вокруг личности таинственного божества, называемого Сераписом. Два центрально-американских божества Тескатлипока и Кецалькоатль, которые часто ассоциировались с ветрами, вне всяких сомнений являлись солнечными божествами.

      В Масонстве солнце имело много символов. Одним из выражений солнечной энергии был Соломон, чье имя Сол-Ом-Он есть имя Высшего Света на трех различных языках. (с.158)

      Золотая вышивка на спине одеяния католических священников означает, что они являются эмиссарами и представителями Sol Invictus, Солнца Непобедимого. (с.159)

      По причинам, которые считались ими вполне достаточными, те, кто вел летопись жизни и деяний Иисуса, посчитали мудрым превратить его в солнечное божество. Исторический Иисус был забыт, почти все примечательные события, описанные в четырех Евангелиях, скоррлированы с движением, фазами и действием небесных тел.

      Среди других аллегорий, заимствованных христианством из языческой древности, есть история о прекрасном голубоглазом Солнечном Боге с золотыми волосами, ниспадающими на плечи, облаченном в безупречный белый хитон, несущем в руках Агнца Божьего, символ весеннего равноденствия. Этот великолепный юноша является комбинацией Аполлона, Осириса, Орфея, Митры, Вакха, потому что Он несет в себе многие черты, роднящие Его с каждым из этих языческих богов.

      Философы Греции и Египта разделяли жизнь солнца в течение года на четыре части, и поэтому они представляли Солнечного Человека четырьмя различными фигурами. (сс.159-160)

      Язычники установили 25 декабря днем рождения Солнечного Человека. Они радовались, праздновали, собирались в процессии и делали приношения в храмах. Тьма зимы была преодолена, и славный сын света вернулся в северное полушарие. Последним своим усилием старый Бог Солнца разрушил дом Филистимлян (Духи Тьмы) и расчистил путь новому солнцу, которое рождается в этот день из земных глубин среди символических зверей низшего мира.

      Относительно этого времени года и его празднования анонимный Мастер Искусств из Баллиол Колледжа, Оксфорд, в своем исследовании «Человечество – происхождение и предназначение» говорит: «…Во времена папы Льва I некоторые отцы церкви утверждали, что «считаемое празднеством событие (Рождество) является в меньшей степени почитанием дня рождения Иисуса Христа, нежели почитанием дня рождения солнца». В тот же самый день римлянами праздновался день рождения Непобедимого Солнца, как это можно видеть из римских календарей, выходивших во времена Константина и Юлиана. Этот эпитет «Непобедимый» совпадает с тем, который персами давался тому же самому богу, которому они поклонялись под именем Митры и который у них родился в пещере, и, будучи рожден в хлеве, почитался христианами под именем Христа». (сс.160-161)

      Среди некоторых арабских и персидских астрономов три звезды, образующих ножны меча Ориона, были названы Магами, поклоняющимися юному Богу Солнца. Автор книги «Человечество – происхождение и предназначение» делает следующее дополнительное замечание: «В созвездии Рака, которое поднимается к меридиану в полночь, есть созвездия Хлева и Осла. Древние называли их Стойлом Юпитера. На севере видна Медведица, которая называлась арабами Мартой и Марией, а также Гробом Лазаря». (сс.161-162)»

      Из этого маленького «путешествия» в «до-христианство» совершенно ясно, что, несмотря на очевидную преемственность культов, имеется очевидная неразбериха в ипостасях христианской Троицы. При изучении же христианского символизма по трудам А.Ф.Лосева мы сможем обнаружить, что именно эта неразбериха-недособранность в ипостасях Троицы явилась причиной членения христианства на три основных и массу второстепенных ветвей и веточек. Процесс объединения христианских Церквей – дело, м.б. и не очень далекого, но будущего.

      А вот иллюстрации «после» из «Розы Мира» Даниила Андреева:

      «Признавая мистическую действенность таинств, установленных древним христианством и совершаемых священниками христианских церквей, нельзя, однако, не отметить, что вследствие сдвигов, происшедших в мировом религиозном сознании за последние века, наше изменившееся понимание стремится вложить в некоторые таинства, например в евхаристию, существенно новый смысл. Главное же, новое религиозное сознание усиливает душевную потребность в таких таинствах, о каких не могли тосковать ни отцы великих христианских церквей, ни установители и творцы внехристианских культов. И не только таинства: эта потребность распространяется на всю область священнодействий. Она тоскует по соборным молитвам, возносимым к таким инстанциям невидимого мира, которых не могли осознавать творцы древних религиозных форм. Она жаждет обрядов, которые освящали бы и благословляли всю жизнь: не только движение человеческой души по вертикали вверх, то есть душевное возвышение, но и движение человека по горизонтали, то есть расширение им объёма своей души. Эта тоска, возникшая давно и никогда вполне не угасавшая, в эпоху мировых войн достигла своего апогея. Она достигла той степени силы, когда вопль, восходящий к духовному небу, не может не вызвать ответа.

      Дух дышит, где хочет. Уверенность в том, что откровение в послеапостольские века осеняло только отцов церкви и кристаллизовалось во вселенских соборах, остаётся в том типе сознания, который находит адекватные себе формы в старых христианских конфессиях, – и только в нём. Сознание нового типа слышит голоса откровения и в гимнах Вед и Эхнатона, и в высоком духовном парении Упанишад, и в прозрениях Гаутамы Будды и Рамануджи, Валентина и Маймонида, и в гётевском «Фаусте», и в музыкальных драмах Вагнера, и во многих строфах великих поэтов – слышит его не менее явственно, чем в песнопениях Иоанна Дамаскина и в литургии Василия Великого. Более того, оно слышит его в собственной глубине и жаждет его воплощения в совершенных формах.

      Слишком долго ждало человечество, что новый голос раздастся с церковных кафедр и амвонов. Все существующие вероисповедания оказались способными лишь к сохранению древнего содержания и древних форм. Голос звучит, откуда не ждали: из глубины повседневности, из безвестных квартир в гуще больших городов, из тюремных камер, из одиноких полночных комнат, из лесной глуши. Его глашатаи не рукоположены священниками Запада или Востока. И ни у православных патриархов, ни у римского первосвященника, ни у теологов протестантских церквей не получило признания то, что они говорят. Но будет день, и ими возвещённое станет тем средоточием, у которого сойдутся и теологи, и патриархи, и первосвященники всех религий и, забывая о древних разногласиях, скажут: Да.

      Передать ли хоть отдалённый отблеск впечатлений от службы во храме без привлечения на помощь обширных выдержек из поэтических и музыкальных текстов этих служб? Но освещение богослужебных текстов выходит далеко за пределы моей книги. Они уже веют и звучат в душевной глубине, и каждый, кто их предчувствует, стремится подготовить себя к их словесному и музыкальному воплощению. Уже различаются отдельные речения, отдельные возглашения хоров и священств, ясно видятся порою отдельные мгновения этих священнодействий, полные непередаваемой красоты. Дожить до лет, когда эти таинства предстанут зримо и явно не в творческом предвосхищении, но в храмах, воздвигнутых на площадях верградов и полных поющею и склоняющеюся толпой, мне не суждено. Молю Бога продлить сроки моей жизни хотя бы до тех дней, когда, успев закончить всё остальное, что я должен, я смогу вслушаться и воплотить в слове богослужения Розы Мира – последнюю из моих книг.

      Что же я могу – теперь и здесь? Лишь дать несколько беглых указаний на сухом и бесстрастном языке о внутреннем пространстве этих святилищ и о назначении некоторых из них.

      Центр верграда, его сердце и в то же время его вершина – это храм Солнца Мира. Без многих других сооружений можно представить верграды в небольших городах, только без храма Солнца Мира невозможно.

      Почти с детских лет стоит перед моим душевным зрением образ этого храма. Я вижу его слишком обобщённо для того, чтобы суметь передать его в чертежах и в живописных эскизах. Но чувство не сравнимого ни с чем великолепия охватывает меня всякий раз, как он передо мною возникает. Облицованный чем-то похожим на белый мрамор, он возвышается на гребне холмов над речной излучиной, и к нему ведут широко раскинувшиеся лестницы. Каждая из таких лестниц поднимается к нему с одной из четырёх сторон, как бы раздвигая тяжёлый цоколь и разрезая пояс монументальных колоннад, на цоколе возвышающихся. Каждую лестницу встречает высокая белая стена с тремя полукруглыми воротами и с золотой эмблемой наверху: крылатое сердце в крылатом солнце. Над колоннадами и над центральной стеной поднимаются кровли: являя собой сложную систему мощных золотых ступеней, они служат как бы пьедесталами для пяти белых, слегка сужающихся кверху башен. Центральная башня огромнее остальных, но все пять украшены узкими вертикальными членениями и увенчаны золотыми куполами; кажется, облака цепляются за странные их кресты.

      В сущности, каждая башня венчает особый, заключённый под нею придел; под центральною башней уступообразные кровли – величественнее, внутреннее пространство святилища, расположенного под ней, – шире и колоссальнее; оно устремляется ввысь, непосредственно переходя во внутреннюю полость главной башни. Там, в самом куполе, на головокружительной высоте, ровным светом сияет сквозь медленно меняющиеся голубоватые клубы, эмблема пылающего Солнца, вписанного в равноконечный крест с четырьмя заостряющимися лучами.

      Мне кажется, неф центрального святилища окаймлён рядами поддерживающих хоры колонн и обращён к широкому амвону; амвон отделён аркадою от главного алтаря. Бывают праздничные службы, когда заалтарный образ-витраж раздвигается, открывая высокий проём во внешнее пространство. Становятся видными северо-восточный отрезок горизонта и утренний диск летнего солнца, всплывающий из-за городских крыш, чтобы начать своё шествие по небесной дуге самого длинного дня в году. Через проём, образовавшийся позади алтаря, предстоящие выходят на открытую террасу над городом, обращённую на северо-восток. Здесь, видимый и собравшимся на площади, и молящимся во храме, верховный наставник совершает торжественную службу Солнцу в трёх его значениях: как воплощению великого жизнетворящего духа; как отчему лону, из которого изошло телесное существо всей Земли и всего земного; и как образу – подобию Всевышнего...

      Направо и налево от главного алтаря, в котором протекают также служения, обращённые к Первой Ипостаси, мне представляются приделы Приснодевы-Матери и Бога-Сына: они сообщаются с центральным залом двумя высокими арками; тяжёлые занавесы закрывают проёмы этих арок в обычные дли. Если же оглянуться назад, то по сторонам от главного входа, увидишь две другие подобные же арки; за ними – приделы Синклита России и Синклита Мира…

      Культ Единого, культ Солнца Мира не сможет исчерпать того религиозного осмысления, которое Роза Мира даст событиям истории, событиям культуры, событиям личной человеческой жизни. Таинство рождения; обряды, сопутствующие различным возрастам детей и их возмужанию; таинство брака и таинство расставания; таинство побратимства – священнодействие, благословляющее союз двух душ в высокой дружбе; благословение творчества художественного, воспитательного, врачевательного, общественного, творчества любви, творчества семьи, творчества просветления животных, творчества даже таких родов и форм, которых мы ещё не предвидим, – всё это войдёт в ритуал Розы Мира, направляясь в одних случаях – к инстанциям христианского трансмифа, в других – к Синклитам метакультур и Синклиту человечества, к Великим Стихиалям и к Матери-Земле и, наконец, к Той, на Чьё приближение к нам мы уповаем…

      И естественно предположить, что рядом с храмами Приснодевы найдут своё место храмы Бога-Сына, в основном посвящённые образу Иисуса Христа. Мне не думается, чтобы этот культ резко разнился от культов старого христианства; значительные отличия, однако, всё-таки неизбежны. Старинные богослужебные тексты отягощены грузным наследием Ветхого Завета, а ветхозаветность – это как раз тот элемент в христианстве, который ждёт своего пересмотра прежде всего. И всё то в богослужении, что пропитано этим древним иудаистическим духом, не сможет быть оставлено в неприкосновенности. С другой стороны, в христианском культе не найти ни единого намёка на то, в чём заключался восходящий путь, деятельность и творчество Иисуса Христа после той Его трансформы, которая упоминается в Евангелии как вознесение. А между тем с этого дня прошло свыше 19 веков; Спаситель и Его великие друзья, в неустанной борьбе с силами Противобога, преобразили целые системы миров во всех метакультурах, из кругов вечных страданий превратив их в чистилища; величайшие из просветлённых, те, кто входит в Элиту Шаданакара, творили и творят изумительнейшие миры. Напомню, что основы Уснорма, слоя вечного богослужения всех человечеств Шаданакара, созданы тем великим духом, который в последний раз прошёл по земле в образе апостола Иоанна Богослова. Невозможно забыть также, что планы таких миров, как Небесная Россия, романо-католический Эдем, Византийский Рай, Монсальват, сотворены великими духами, известными нам под именами апостолов Андрея и Петра, Иоанна Крестителя и легендарного, запечатлённого только в эзотерических сказаниях Титурэля. И до каких же пор следует сохранять гробовое молчание о той непрерывной, множество форм принимавшей и принимающей борьбе, которую ведут силы Христа с тысячеобразными порождениями Противобога, с его меняющимися мировыми замыслами? До каких пор и во имя чего делать вид, будто мы не знаем ничего о мировых перспективах, ждущих нас – о грядущем антихристе, его царстве и гибели, о том, что зашифровано было две тысячи лет назад в пророчестве о втором пришествии и Страшном Суде? Кто дал нам право держать под семью печатями головокружительную радость от знания о неизбежно грядущем «тысячелетнем царстве», когда миллионы просветлённых, взошедших, восходящих и долженствующих взойти в затомисы метакультур, возродятся на преображённой Земле и когда начнутся те тысячелетия, смысл которых – спасение всех павших в нижние слои Шаданакара, воссоединение с ними, борьба за обращение демонических сил на восходящий путь, просветление всех слоёв брамфатуры и искупление самого Противобога? Всё это и многое другое не может долее оставаться неотражённым в культе Спасителя Христа, об этом не смеем мы дольше молчать в богослужениях Логосу.

     С этим культом будет связана третья из иерархий духовенства Розы Мира. Если первой их них – иерархии Триединого Бога, чтимого под символом Солнца Мира, и Его первой ипостаси, Бога-Отца – может быть присвоен золотой цвет, а второй иерархии – голубой или синий, то, согласно мистической традиции, духовенство Бога-Сына, Планетарного Логоса, Иисуса Христа закономерно представляется облачённым в одежды белого цвета.

      Все эти три иерархии, все три культа имеют универсальный, космический смысл; по самому существу своему они могут и должны быть едиными для всего человечества. Но, сверх того, учение Розы Мира обладает такими аспектами, каждым из которых она обращается только к одному сверхнароду, к людям одной культуры. Метаисторическое объединение человечества – величественный процесс, могущий протекать лишь с постепенностью. Пока существуют метакультуры, со всей спецификой их исторических выражений, единое учение будет преломляться сквозь различные культурные призмы, и в этих преломлениях скажутся различия исторических судеб, фонда знаний, накопленной мудрости и исторического долженствования. Единая в своих высших проявлениях, Роза Мира в каждой из культур создаст для себя как бы фундамент в виде некоторого этического и метаисторического учения, сопровождаемого культом и обращённого только к данному сверхнароду или нации. Такое учение будет говорить о слоях данной метакультуры, о её синклите и её затомисе, её шрастрах и её античеловечестве, о судьбах и образах её великих праведников, гениев и героев – обо всём том, что непосредственно и горячо затрагивает только тех, кто принадлежит к этой культуре. Оно будет учить осмыслению её прошлого и настоящего, оно уяснит задачи, стоящие перед этим сверхнародом, – задачи неповторимо индивидуальные, исторически отличные от задач, стоящих перед народами других метакультур. Воспитывая поколения, оно сосредоточит внимание на выпестывании преимущественно тех сторон личности, которым предстоит проявиться всего активнее, когда воспитуемый включится в творческую борьбу за осуществление исторических задач данной культуры.

      Таким аспектом единого учения, обращённым, например, к народу японскому, мог бы быть преобразованный шинтоизм.

      Аспектом, обращённым к народу еврейскому, могло бы стать преобразованное иудейство.

      Аспект, обращённый к народу германскому, был бы создан впервые на основе метаисторического откровения, сходящего в культуру Германии; этому аспекту можно было присвоить условное наименование Deutschentuhm*.

--------------------------------------------------------------------------------

* Немецкий дух (нем.) – Ред.

--------------------------------------------------------------------------------

      В аспекте, обращённом к народу индийскому (его было бы правильно, если не ошибаюсь, назвать бхараттва), был бы подытожен метаисторический опыт именно этого народа.

      Тот аспект всечеловеческой религии, который обращён к народу российскому, и только к нему, есть россианство. Оно учит о нашей метакультуре, о нашем Синклите, об исторических и запредельных деяниях русских героев, гениев и святых. Оно учит о светлых и тёмных иерархиях, проявляющих свою волю в нашей культуре и истории, о религиозном, культурном и социальном долженствовании нашего сверхнарода, о русской нравственности – личной и социальной. Оно подготавливает русских к всечеловеческому служению. Оно вырабатывает россианский культ.

      Отсюда – неизбежность четвёртого культа и четвёртой иерархии Розы Мира. Цвет, который ей надлежит присвоить, будет, возможно, пурпуровым. Для народов России этот культ будет россианским, эта иерархия – россианской иерархией. Но и в России, и во всякой стране возникнет то, что я привык называть, за неимением другого, более правильного слова, пантеонами: храмы Синклита данной страны.

      Мне представляется большой, овальной формы зал, со входом на одном из узких концов его, с алтарным возвышением на другом. На громадном, вытянутом вверх запрестольном образе в россианском храме туманно светятся условные облики: многокрылый демиург Яросвет и восседающая на троне, осенённая демиургом Навна с Младенцем-девочкою Звентой-Свентаною на коленях. Не стены – только колоннады отделяют этот зал от кольцеобразного вокруг него придела: там, в полусумраке высоких ниш, приподнятых рядом ступеней над полом, затуманенно сияют узкие, высокие метапортреты родомыслов, гениев, вестников и праведников нашей страны. Перед каждым из них в урочный день зажигаются огни, совершаются служения, и, быть может, у этих служб будут некоторые черты сходства с акафистами православия. По наружной же стене храма, в соответствующих нишах, белеют скульптурные портреты – портреты в общепринятом смысле этого слова, – такие образы этих людей, какими обладали они при жизни. Ибо метапортреты, перед которыми могут протекать служения, суть лишь условные изображения просветлённых: таких, какими пребывают они в затомисе. Невозможность точно воспроизвести четырёхмерный образ в двухмерной плоскости и выразить девятицветную спектральную гамму тех миров семицветными средствами Энрофа обусловит, конечно, относительность этих метапортретов. Но сколь бы условен ни был такой образ, достоин принимать молитвословия именно он и только он, ибо внутренним правом и смыслом обладает только та молитва, которая обращена не к человеческим существам, какими были эти души на земле столько-то десятилетий или веков назад, а к их просветлённому, запредельному существу, ныне пребывающему и творящему в России Небесной.

      Наряду с пантеонами отдельных сверхнародов и наций будут воздвигнуты, конечно, и пантеоны человечества – Синклита Мира и Элиты Шаданакара. Думаю, что со временем ни один город не обойдётся без такого пантеона, потому что великие духи, достигшие этих наивысших миров, – друзья и сотворцы всего человечества.

      Но верграды включают ещё один род святилищ, и подобных храмов ещё не было да и не могло быть никогда. Место им – не иначе, как подле водоёмов – рек, озёр или каналов с проточной водой. Это – храмы стихиалей.

      Роза Мира укажет путь к тому, чтобы наслаждение от соприкосновения с плотью природы делать всё шире, наше счастье от общения с её духами – всё глубже, а нашу радость от исполнения долга перед ней – всё чище и оправданнее. До сих пор, по-видимому, только индийские религии с их заветом «ахимсы» – запретом нанесения страдания какому бы то ни было живому существу – приблизились к подлинной религиозно-этической любви к природе. Но ахимса имеет в виду главным образом людей и животных; стихиали остаются вне пределов завета, если не считать души некоторых рек. А между тем давно уже время понять, что мы, вырубая леса под корень, безбожно насилуя течение рек во имя извлечения гидроэнергии, а луга и поля заменяя ландшафтом убогих пригородов и посёлков, наносим ущерб. И прошу не принимать эти слова за традиционные вздохи праздных, поэтически настроенных натур: ущерб, этим наносимый нами самим себе, совершенно конкретен, хотя и не утилитарен. Это – тот самый душевный изъян, тот самый разрастающийся вакуум в душе человечества, который образуется вместе с заменой природы антиприродой. Тот изъян, который состоит в гипертрофии двух сфер человеческого существа – рассудка и примитивной чувственности и в отмирании всех остальных его потенций. Этот изъян растёт параллельно тому ущербу, который мы наносим дивным мирам Лиурны и Арашамфа, Дараинны и Мурохаммы, Фальторы и Страны Эльфов. И, напротив, сажая деревья, ухаживая за лесами, расширяя сады, учреждая заповедники, озеленяя города, мы творим добро не только себе, но и им. Но этого ещё недостаточно. Поскольку нами и в этом руководит утилитарный интерес, жажда материальной выгоды, постольку всё это и обогащает нас только материально. И лишь в те времена, когда мы станем делать всё это не ради себя, а именно ради просветления природы, ради расширения в ней областей, животворимых светлыми стихиалями, и изгнания из неё стихиалей демонических – только в те времена мы начнём осуществлять по-настоящему наш прекрасный долг по отношению к ней. Ничто так не привлекает светлых стихиалей, как садоводство и древонасаждение. Без садоводства, сосредоточенного рядом со святилищами и распространяемого по всей земле, мыслить культ стихиалей невозможно. Естественно также, что этот культ освятит и одухотворит своими весёлыми и чистыми священнодействиями этапы ежегодных полевых работ, а многие обряды будут так просты и поэтичны, что войдут во всеобщий быт, так как их сможет исполнять всякий, даже ребёнок.

      Следует постоянным чувством дружбы со светлыми стихиалями одухотворить спорт. Почему средний тип спортсмена наших дней поражает примитивностью своей психологии? Отчего мысли его поглощены только вопросами спортивной техники, а над его чувствами властвуют инстинкт соперничества, бесёнок честолюбия да огромный, мускулистый бес самодовольства? Причины этого многоразличны, но главная та, что он замкнут в своей утилитарно-физиологической любви к природе. Он и не подозревает возможности осмысления связи со стихиалями, среди излучения которых он пребывает так часто и так подолгу. Он остаётся за тысячу вёрст от мысли, что если его тело погружается в воду и мчится великолепным брассом, восхищая зрителей, то как бы ни был он сосредоточен мыслью на правильности своих движений, но одна частица сознания должна непрерывно, жадно следить, вчувствоваться, вдумываться в струи и брызги воды – в эти крылья и руки существ Лиурны, с упоением обнимающие его тело. Если он на лыжах устремляется с горы, одна частица сознания, чем бы ни были заняты другие частицы, должна осязать привлечённых его смелостью, ловкостью и быстротой, целующих его ветром в лицо стихиалей Нивенны и Ахаша; а скольжение этих пушистых снегов и плавные изгибы земной поверхности надо воспринимать подобно тому, как воспринимает человек изгибы телесных форм женщины, которую он любит.

      Потому что Земля – не только наша мать; в каком-то глубочайшем смысле, которого ещё нельзя изъяснить, она – и наша возлюблённая. Следует вспоминать завет Достоевского, заклинавшего нас целовать землю, и расширить этот завет, дав возможность нашим ногам целовать землю постоянно, при каждом шаге. Этой удвоенной радостью – радостью от прикосновения стихий и радостью от сквозящих за ними светлых стихиалей – пронижутся игры, танец, омовение, спорт, полевой труд, цветоводство и огородничество, воспитание животных, туризм, вся физическая культура. Это и будет культ стихиалей, мирный и весёлый культ, полный счастья. Он будет сопряжён с посадкой деревьев и цветов, с расчисткой зарослей, с богослужением Солнцу и Земле, с посвящёнными стихиалям народными действами…

     Недавно вблизи города Майсора, в Южной Индии, построена большая плотина. Она воздвигнута на той самой реке Кавэри, которую, согласно верованиям индийцев, наполняет животворной водой богиня Кавэри, родившаяся в горах – Западных Гатах. Советский журналист, имевший счастье побывать там, пишет:

      «Сказочной выглядела и сама плотина, с огромным озером, раскинувшимся среди голых, обожжённых солнцем холмов. Сказочно красивым был и сад, с фонтанами, созданный вблизи плотины... Умные и искусные руки вырастили сад необыкновенной яркости и красоты, перед которой бледнеет сама природа... Мимо прямых каналов и круглых бассейнов с фонтанами мы пересекли весь сад и по лестнице, в центре которой почти бесшумно летел водопад, поднялись к павильону богини Кавэри. Мягко поблескивая позолотой, богиня сжимала на своей груди кувшин, через край которого хлестала вода. Став перед нею, наши хозяева сложили молитвенно руки, подняв их на уровень лица: знак, означающий и приветствие, и благодарность. Перед Кавэри обязательно останавливались и также молитвенно складывали руки все проходившие мимо индийцы. Они благодарили богиню за то, что она даёт им воду и покровительствует величественной плотине»*

--------------------------------------------------------------------------------

* Краминов Д. «По Индии». М., 1956. стр. 184-186.

--------------------------------------------------------------------------------

      Это имеет глубочайший смысл. Это та самая живая душевная связь народа со светлыми стихиалями, о которой я говорю. И как естественно, что мы встречаем её именно у народа индийского, в религиозном отношении гениальнейшего из всех народов.

      Излучения светлой духовности людей действуют на тёмных стихиалей разительно. Они отступают, частично перерождаясь. Вот отчего нас так поражает различие между реками, одинаково протекающими по странам тропического пояса, но в одном случае – вьющимися по непроходимым лесам, почти необитаемым людьми, как Амазонка и Ориноко, в другом – орошающим страны с высокой духовной, именно духовной, а не технической культурой: я имею в виду Ганг, Нербадду, Иравади, Меконг. Природа великих рек Южной Америки, по берегам которых обитают лишь примитивные, почти лишённые ещё духовности племена, демонизирована насквозь: трудно представить себе более хищную фауну, более жуткую флору, чем флора и фауна этих бассейнов. Реки же Индии и Индо-Малайи – кормилицы и благодетельницы этих стран, и надо увидеть их собственными глазами, чтобы ощутить эманацию неизъяснимого мира, дружественности и каких-то нездешних прохлады и тепла, веющих над их водами. Это – следствие неосознанного нами воздействия очищенных, смягчённых и устремлённых к свету человеческих душ – излучения народов, века и тысячелетия по их берегам обитавших со всею своей возраставшей и накапливавшейся духовностью. То же происходило в долине Нила и, хотя в меньшей степени, на реках Европы и России. И если бы подобные очаги духовности возникли на берегах Ориноко и Амазонки, через несколько столетий хищные и жуткие стихиали Ганникса отступили бы прочь, а светлые стихиали притекли бы сюда и изменили бы эту природу.

      Ещё сильнее будут воздействовать те ясные, глубоко осознанные, не ощупью, а с духовной целесообразностью принимаемые меры, которыми Роза Мира будет преобразовывать лицо земли…

      Священство стихиалей – пятая и последняя иерархия Розы Мира: зелёная. От остальных иерархий её отличает ряд особенностей, неповторимых и своеобразных черт. По-видимому, каждая из иерархий будет иметь свой особый устав, будет предъявлять к своим членам особые требования. Вступление в иерархию Солнца Мира, в священство Бога-Сына и в священство Синклитов предполагает обширное образование, общее и специальное, длительную подготовку и весьма суровый искус. Слишком хорошо известно, как к любому движению в человечестве – религиозному, общественному или политическому – по мере его успеха начинают примыкать множества людей, преследующих личные интересы и личные выгоды. Легко представить, сколько лиц, не имеющих никакой внутренней связи с идеалами Розы Мира, поспешит примкнуть к ней, превращая её в поприще честолюбия и корыстолюбия. В той или иной степени это неизбежно. Но это несчастие должно быть ослаблено. По мере возрастания общественного значения и положения нового духовенства придётся повышать ту ограду, которая обережёт его от проникновения в его среду людей безыдейных и случайных. Возможно, что под конец установятся весьма жёсткие нормы испытательного искуса, вплоть до обязательного, добровольного, двух- или трёхгодичного уединения в условиях, средних между условиями кельи, кабинета и одиночной камеры. Вероятно, испытуемый не будет лишён возможности покинуть место своего искуса в любой момент, но этим он утратит право на принятие сана. Кроме того, объём знаний, необходимых для успешного выполнения задач, стоящих перед каждым духовным лицом, столь велик, ответственность столь огромна, а возможная амплитуда его практической деятельности столь широка, что приобретение этих знаний и навыков потребует весьма длительного курса. Поэтому в золотую, белую и пурпуровую иерархии мужчины вряд ли будут приниматься раньше 35 лет. Функции голубой иерархии обрисовываются гораздо уже; поэтому деятельность священнослужительниц может начинаться раньше и либо заканчиваться к тридцати годам, либо видоизменяться в дальнейшем так, что необходимые для этого знания и опыт будут приобретаться в ходе самой этой деятельности.

      На зелёное духовенство возлагается, кроме обязанностей культа, решение двух задач. Первая – та сторона воспитания подрастающих поколений, которая, будучи обогащена и пронизана духовностью стихиалей, заменит плоское и отупляющее физическое воспитание наших дней. С этим связывается и ведущая роль в преобразованных организациях молодёжи, и участие в организациях естественнонаучных, агрономических, зоовоспитательных.

      Деятельность такого рода потребует не столько углублённых и универсальных знаний или жизненного опыта, сколько юношеской энергии, силы, телесной гармоничности и красоты, задора и неистощимой жизнерадостности. Как ясно вижу я этих весёлых загорелых юношей и девушек в изумрудно-зелёной одежде, с зелёной накидкой на плечах в свежую погоду, всегда и везде босых, одинаково ловко и ладно ухаживающих за цветниками и прыгающих с шестом, ощущающих в ритуальном танце близость светлых стихиалей или, под хоровое пение молодых голосов, совершающих приношение цветов и плодов Луне и Солнцу! Я представляю их окружённых школьниками или читающих лекции для подростков; лёгкой поступью расхаживающих по шумным улицам или беспечно валяющихся на лугу, закинув руки за голову и глядя в небо. Счастливцы! Как прекрасна будет их молодость, как гармонична жизнь, как полна любовь, какие чудесные будут у них дети!

      Но перед зелёным духовенством станет ещё другая задача: руководство во всём, что касается преобразования и просветления природы. Для этого будет уже недостаточно молодости, силы и чистоты: потребуются опыт и знания. Опыт жизненный и опыт духовный, знания научные и знания трансфизические. Мне кажется, всё это может приобретаться с годами, параллельно с работой в храмах стихиалей и в школах; если для этого когда-нибудь и понадобится этап уединения, то это уединение должно протекать, конечно, среди природы, может быть, в заповедниках.

      Вот приближается к концу изложение концепции. Я вполне отдаю себе отчёт в её чрезвычайной сложности и в том, насколько мало найдётся людей, чья духовная потребность была бы достаточно сильна, чтобы заставить их преодолеть трудности этой книги. Со временем число таких людей будет возрастать, придут и истолкователи, и популяризаторы. Но, с другой стороны, учение будет восполняться духовным опытом многих и многих других, и в эпоху господства Розы Мира сложность учения сделается так велика, что лишь единицы смогут понять его и обнять во всех частностях. И пусть! Это хорошо, что в учении останется эзотерическая глубь: не всегда и не всё должно выносить на площадь, даже если это площадь Верграда.

      И всё же для меня особенно радостными бывают те часы, когда мне удаётся (иногда это приходит само собой) уловить отголоски той великой праздничной службы, которая совершается перед лицом многих десятков тысяч человек и в которой участвуют – единственный раз в году – все пять священств Розы Мира. До моего сердца доносятся звуки золотых труб – высоко-высоко, под самым куполом на главной башне великого храма. Город ещё во мгле, а купол и эти трубы уже загорелись в солнечных лучах: поднимается день летнего солнцеворота. Я слышу мелодию, я вижу, как распахивается в храме заалтарный проём, и алый диск, ещё перерезанный зубчатой линией городского горизонта, является перед народом. Я вижу вокруг престола в алтаре представителей всех священств и среди них священнослужительницу Приснодевы и священнослужительницу Великих Стихиалей. Я различаю, как все предстоящие – их семь – протягивают над престолом правую руку. Я не могу различить, что за таинство совершают они, но вижу гармонию их медленных движений и слышу, как обращается к Солнцу старший из них, верховный наставник человечества:

      – Слава тебе, восходящее Солнце!

      Громоносные хоры повторяют эти слова, и снова трубят золотые трубы снаружи храма, под куполом.

      – Слава тебе, возносимое сердце! – различается второй возглас верховного наставника, и я вижу, как он, сопровождаемый иерархами всех священств, направляется через распахнутый проём на восточную террасу. И когда замолкает гром хора и трубы в третий раз повторяют свой напев, я вижу, как верховный наставник приближается к парапету над площадью и возглашает, поднимая на фон алого диска крылатое сердце-лампаду, светящуюся изнутри:

      – Благословенна желанная встреча в зените!»

      Даже при поверхностном знакомстве с описанием этого перспективного видения богослужения Розы Мира совершенно понятно, насколько богаче и утонченнее станут понятия и Отца Небесного, и Солнца, по сравнению со всем нам известным. (На основе именно таких «картинок» формируются жизненные стратегии и отдельных личностей, и целых народов, и всего человечества.)

      Для нашего же повествования важно подчеркнуть вот какой момент. И в более развитом и разработанном варианте христианского богослужения будущего ассоциация Отца Небесного (в самом возвышенном и отвлеченном-абстрактном аспекте) и Солнца (в самом что ни на есть грубо-материалистическом физическом аспекте) никуда не девается. И, более того, даже усиливается и многогранно подчеркивается. Синхронизация всех жизнепроявлений всех земных царств Эпохи Водолея по Солнечным Часам (со всеми вытекающими отсюда качествами явности-понятности-прозрачности-доступности…) – вот основной критерий, на который все мы способны опираться при определении правильности движения в «светлое будущее», движения к богочеловечеству.

      В заключение несколько слов о Русском Солнце.

      Русское Солнце (существительное среднего рода) – сущность (существо) двуполая (гермафродитическая, андрогинная). Вообще диву даешься, как много важнейших мировоззренческих понятий обозначено в русском языке существительными среднего рода: пространство, время, движение, целое, дитя… Средний род может указывать на неопределенность (ни то ни се) и на универсальность (и то и се) понятия. В любом случае в понятиях, обозначаемых существительными среднего рода, акцент с отцовского (мужского) и материнского (женского) начала снимается и, наоборот, усиливается акцент на объединенность усилий отца и матери в процессе со-творения нового. Двуполость (гермафродитизм) означает равнозначность и равноценность отцовского и материнского начала в процессе творения (недаром одним из герметических обозначений Творца являлось наименование Его Гермафродитом). Двуполость снимает напряжение любой дихотомии (поляризации) по половому признаку (мужское и женское начала) и гармонизирует их в новом синтезе (Дитя). Двуполость «уравнивает в правах» самую непримиримую половую (половинок) оппозицию: активность и пассивность, наружное и внутреннее, правое и левое, верх и низ, явное (светлое, ярое) и скрытое (темное)… Синтез (дитя) не отменяет и не уничтожает ни тезис (отца) ни антитезис (мать). Он (синтез) только потому (до тех пор пока) и существует, что (пока) существуют его «родители». На любом уровне (включая ментальный) синтез (триполь) не исключает, а переупорядочивает (переоформляет) диполь (диполи), выходя сам и выводя «предков» на новые уровни бытия и смысла.

      В свете всего, только что сказанного, предлагаю следующее объяснение «русского солнца»:

      СоЛнЦе = Совокупность (союз, объединение, совместные усилия, сумма, + …) Матери (ЛоНо) и ОтЦа.

      Вспомним торжественную службу Солнцу Мира Розы Мира в аспекте «Отчего Лона, из которого изошло телесное существо всей Земли и всего земного».

      Вот так, примерно, «Гермафродит дает Потомство (Дитя)» (встречается у Мишеля Нострадамуса) – и «потомство» и «дитя» в русском языке также среднего рода (настоящий Большой Человек Эпохи Водолея).

Анонимность Истины не исключает уважения законов об авторских правах посещаемых Ею миров (Яким)
Последняя проверка: января 12, 2006.